Ковалей, должна укореняться и память о Жорже Абрамовиче в духовной почве «младших»… И «Ковалей», и «Шиницких», и «Соловьевых», и «Ивановых» и вообще всех тех, кто будет жить в мире, в котором и Россия, и Америка, и Белоруссия – только части единого человечества.
>
А сейчас, когда мы что-то переделываем на даче, то всегда думаем о том, понравилось ли бы это ему…
Л. С. И, конечно, нужно найти все то, что ещё сохранилось в архивах, и записать все, что мы знаем о нем. И нужно это даже не столько нам, сколько тем «младшим», которые дальше будут жить здесь…
Ю. Л. Спасибо огромное! До свидания и до новых встреч!
Беседа с Михаилом Георгиевичем Беренгартеном, профессором, заведующим кафедрой ЮНЕСКО Университета машиностроения
16.46. М. Г. Беренгартен в рабочем кабинете во время беседы 06.11.13. [195]
Беседа проходила в рабочем кабинете Михаила Георгиевича Беренгартена (М.Б.) в Институте инженерной экологии и химического машиностроения Московского Государственного машиностроительного университета (МАМИ). Перед беседой я рассказал о целях, которые привели меня в этот кабинет – сбор ЛИЧНЫХ воспоминаний о Жорже Абрамовиче как об учителе, коллеге по работе и просто человеке, встреча с которым оставила след в памяти.
Ю. Л. Первый стандартный вопрос – как, когда и при каких обстоятельствах ты узнал о существовании Жоржа Абрамовича Коваля как человека?
М. Б. Я помню это довольно точно. В феврале 1967 г. мы с Наумом Перельманом пришли на кафедру ОХТ к Дмитрию Афанасьевичу Кузнецову (а были мы студентами 3 курса) и сказали, что хотим заниматься научной работой на кафедре. Кафедра всегда отличалась демократизмом, и все – от «студентов-научников» до ведущих преподавателей – составляли единый коллектив, можно сказать единую семью. И не заметить в этой семье Жоржа Абрамовича – высокого, говорящего с ярким английским акцентом, доброжелательного человека было просто невозможно! Потом он читал нам курс автоматизации (украшенный знаменитыми русско-английскими фонемами – «Икс с шапОч’ъкой», [196] например!), потом я стал аспирантом, потом младшим научным сотрудником и наше общение все более раскрывало мне черты характера его как человека.
Ю. Л. Ещё один традиционный вопрос – как когда, при каких обстоятельствах ты узнал, догадался, додумался, что он – разведчик?
М. Б. Думаю, что намного позднее… Дело в том, что сам Жорж Абрамович никогда ничего об этом не говорил, а каких-то намеков или полунамеков от его окружения тоже практически не было… Так что в годы, когда я был студентом, я этого не знал. Да мне это было и неважно – я знал его как хорошего человека и преподавателя, а остальное меня не интересовало…
Ю. Л. А что тебе было известно о его американском происхождении и жизни в Америке?
М. Б. О жизни в Америке в военные годы я не знал ничего, а вот о его детстве и юношестве он иногда – очень редко – что-то вспоминал. Вот самая яркая из запомнившихся историй, которую Жорж Абрамович по какому-то поводу рассказал мне лично. Он был студентом третьего или четвертого курса Менделеевки и его отправили в Воскресенск на практику. И там, на практике, ему, как комсомольцу-активисту, поручили провести беседу-политинформацию с рабочими по случаю приближающегося праздника 8 марта. И дальше Жорж Абрамович рассказал следующее: «Прихожу я в обеденный перерыв в Красный уголок цеха. Сидят передо мной женщины, в телогрейках, которые до обеда кидали, а после него должны были снова кидать лопатами колчедан в печи ВХЗ… А я им говорю: я провел детство в Америке и вижу, какие вы счастливые люди! Ведь американские женщины даже не имеют возможности работать! Им приходится в основном заниматься домашним хозяйством!.. И тут они на меня так посмотрели… И мне стало так стыдно! Больше никогда в жизни я к этой теме не возвращался…»
Ю. Л. А, кстати, вспомни, как звали «за глаза» Жоржа Абрамовича, «свои», кафедральные?
М. Б. Ну, как! Ты же помнишь, что за глаза Изабелла Эммануиловна была «тётка», Ия Евгеньевна – «матушка», а Жорж… Это просто «Жорж»!
Ю. Л. и М. Б. (оба вместе) Да, имя у него было удачное – и короткое, и ёмкое, вместительное ☺…
Ю. Л. А как Жорж относился к тому, что на всякие военные праздники его «не поминали»?
М. Б. Конечно, во все праздники Победы прежде всего шли и поздравляли Афанасия Ивановича Малахова, Ия Евгеньевна любила рассказывать, как она с мужем, адмиралом Б. Н. Зубовым, ходила к Большому Театру, как там замечательно пели «Фронтовики, наденьте ордена!». Жорж принимал в этом всем участие и никакой обиды я в нем не было… Во всяком случае, я этого не чувствовал…
Ю. Л. Перейдем теперь к периоду, когда «появился Дельмар». После выхода книги Лоты о нем возникла одна инициатива его учеников, в которой и ты принял участие. Я имею в виду идею подарить Жоржу компьютер. Что ты помнишь об этом?
М. Б. Да, эту историю я помню! В те времена компьютер ещё не был обиходным предметом у каждой домохозяйки, как теперь, и он был важен для Жоржа как средство общения с внешним миром. Но Жорж не был из числа очень состоятельных людей, и потому это была хорошая идея… Узнал я об этом от Наташи <Н.О. Лебедева>. Она, как мне кажется, и газету мне «Красную звезду» от Жоржа принесла и через нее я свой скромный взнос в складчину передал… Тогда складывались кто сколько мог – в этом ведь многие приняли участие…
Ю. Л. А с самим Жоржем ты не обсуждал это?
М. Б. Обсуждал. На каких-то «официальных посиделках» в менделеевке в начале двухтысячных, состоялся разговор, в котором Жорж сказал, что компьютер для него очень важен, поскольку «я теперь со всем миром могу переписываться». И сказал, что он теперь переписывается с теми, с кем он был в Америке. «И, хотя мы вроде бы по разные стороны барьера, но они уже не воспринимают меня как… противника. Теперь ясно, что тогда я выполнял свой долг, они – свой, а теперь, когда время прошло, им интересно со мной общаться, а мне – с ними». За дословность не ручаюсь, но разговор такой был.
Ю. Л. Вот ты сказал, что он общался со многими… Мне стало известно, что он переписывался по e-mail со своим вторым после Родионова дипломником, чехом Тондой Шимечеком. Ты знал его?
М. Б. Да… Я даже
