«…Большинство шахматных мастеров-практиков понимают очарование композиции, которую принято называть «поэзией шахмат», многие из нас предприняли попытки выступить в этой области, но успехов достигли немногие: Рети, Пшепюрка, Тейхман, Шлехтер…»
«…Несмотря на привлекательность идеи творчества в области композиции, сам я не создал в ней ничего заслуживающего внимания…»
«…И все же — я это повторяю — я люблю самую идею композиции, мне нравится возможность творить одному, не будучи обязанным, как в партии, ставить свои планы в зависимость от планов другого лица, моего противника, для того, чтобы создать что-нибудь ценное.
О, этот противник, этот горе-помощник, чье понимание красоты почти всегда отличается от вашего и средства которого (сила, воображение, техника) часто слишком недостаточны, чтобы оказать вам действенную помощь! Сколько препятствий ставит он созидающему маэстро-артисту — не только на пути к победе, но также — и это главное — на пути к созданию чего-либо ценного. Как мучительно чувствовать — переживание, чуждое всякому искусству или науке — вашу мысль, вашу фантазию прикованной — в силу порядка вещей — к мысли и фантазии другого лица, очень часто — посредственной и всегда отличающейся от вашей.
И как неубедительно звучит возражение, которое любят нам делать в ответ на эти наши сетования: мы, мол, испытываем спортивное удовлетворение, неведомое композиторам. Но ведь это удовлетворение в действительности является лишь выкупом за чрезмерные, непропорциональные достигаемым результатам усилия наших нервов и мысли, вызываемой самой обстановкой (матчи, турниры), — что неизвестно композиторам.
Далее, вспомним и не будем скрывать от профанов печальную истину о том, сколько великих артистов шахматной игры (например, Морфи, Стейниц, Пильсбери, Минквиц и другие) было поражено душевной болезнью, в то время как в анналах композиторов подобного рода случаи неизвестны…»
«…В сознании каждого мастера развертывается скрытая драма в процессе шахматной борьбы, которой нет примера ни в каком другом искусстве, которая характеризуется постоянным столкновением между творческой идеей, стремящейся к бесконечному, и стремлением противника к опровержению ее…»
Прочитав эти искренние строки, глубоко прочувствованные, выстраданные Алехиным, вероятно, многие читатели книги будут с еще большим пониманием и уважением относиться к великолепным достижениям гениального русского шахматиста, а также и к творчеству всех, посвятивших свою жизнь шахматному искусству.
Осенью возобновились переговоры о матче на первенство мира. 8 октября Капабланка прислал Алехину официальный вызов, но тут же 12 октября получил ответ, что его опередил Боголюбов, чей вызов был принят 28 августа, и матч с ним состоится в будущем году. К этому периоду Боголюбов имел уже значительные успехи — первые призы в международных турнирах в Москве в 1925 году, в Берлине в 1926 году, в Гамбурге в 1927 году, в Киссингене и Берлине в 1928 году, ряд призовых мест в других состязаниях, выиграл в 1928 году один, а затем и второй матч у Эйве, хотя и с перевесом в одно очко. Готовясь отстаивать свое звание в матче с тем или иным возможным претендентом, Алехин внимательно следил за выступлениями Боголюбова и Капабланки, анализировал их партии и по просьбе представителей прессы высказывал свое мнение. В его ответах содержалось много интересного и поучительного. Так, в интервью французской газете, перепечатанном тут же в английском журнале «Бритиш чесс мэгэзин», Алехин, в частности, говорил о значении в шахматах психологии:
«В шахматах фактором исключительной важности является психология. Своим успехом в матче с Капабланкой я обязан прежде всего своему превосходству в смысле психологии. Капабланка же играл, полагаясь почти исключительно на свое богатое интуитивное дарование. Вообще, до начала игры надо хорошо знать своего противника: тогда партия становится вопросом нервов, индивидуальности и самолюбия — последнее для результатов борьбы играет чрезвычайно большую роль…»
Шахматный мир ждал выступлений нового чемпиона в состязаниях. И они вскоре последовали, одно за другим. Это был каскад блестящих побед с вдохновенной игрой, несравнимой с уровнем игры любых других шахматистов. В период 1929–1934 годов Александр Алехин достиг подлинного сверхкласса как но содержанию партий, так и по спортивным успехам.
Начало длинной серии выступлений чемпиона было положено летом 1929 года на небольшом турнире в американском городе Бредли-Бич. Там Алехин из 9 партий выиграл 8 и сделал одну ничью. Второй приз получил Л. Штейнер, отставший на полтора очка, за ним были американские мастера.
После окончания турнира Алехин выступил с сеансами одновременной игры в Нью-Йорке, Чикаго, Цинциннати и Милуоки, посетил киностудию в Голливуде. Там обратили внимание на актерские способности чемпиона мира и предложили ему сняться в кинофильме «Преступление черного офицера» по одноименному роману популярного тогда американского писателя Ван-Дайна. Алехину предстояло сыграть роль шахматного маэстро, говорящего с акцентом. Он дал согласие, но по каким-то причинам эта договоренность не была реализована. Пребывание Алехина в Голливуде запечатлено на фотоснимке, где он изображен вместе с актрисой Рене Адерэ и режиссером Фредом Ниблсом. Снимок напечатан в газете «Иллюстрированная Россия» 10 августа 1929 года.
Накануне перелета из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско, который в то время занимал три с половиной часа, Алехину кто-то предложил дать сеанс одновременной игры с самолета. Чемпион согласился. Находясь в небе, он играл по радио одновременно с семью противниками, из которых часть была в Лос-Анджелесе, а часть — в Сан-Франциско.
Из США Алехин совершил гастрольную поездку по городам Мексики, после чего вернулся в Европу.
А осенью в различных городах Голландии и Германии Александр Алехин отстаивал свой титул в матче с Ефимом Боголюбовым. Победителем становился набравший 15½ очков из 30 партий при наличии не менее шести побед.
В канун матча в печати высказывалось мнение, что в отличие от битвы между Алехиным и Капабланкой, где столкнулись творческие антиподы, на этот раз предстоит поединок шахматистов, вышедших из одной и той же школы.
В чем-то этот взгляд был верен. И все же между Алехиным и Боголюбовым имелись и существенные различия, которые вовсе не исключаются принадлежностью к общему направлению в шахматном искусстве. Их характеристику дал сам Алехин. Это — одно из его важнейших изложений своего шахматного кредо.
