— Пойте в церкви свои тропари! — закричал он. — И не коверкайте любимый романс Котика, я его вам не отдам! — И, схватив мои ноты, собрался с ними уезжать на концерт.
Пока мама уладила поднявшийся скандал, боясь сцены еще похуже, я успела черкнуть на клочке Владимиру записку, называя его нахалом, невоспитанным человеком и прося, чтоб он немедленно вернул ноты и извинился перед Львовым. Но он и глазом не моргнул, не извинился и, схватив мои ноты, уехал с ними, оставив мне следующую записку:
«Милый, родной Котик! Убеждать тебя в том, что у меня нет ни комедии, ни дерзости, излишне. Ты сама чувствуешь, как мне тяжело получить вместо обещанной пятницы лицезрение тебя при всех в Петровском — радость небольшая. Взвинченный целым вечером ожидания, я опять сошел с ума и наговорил, сам знаю, гадостей, но ты же знаешь, что „Последний аккорд“ — единственная вещь, которую я чувствую без тебя, чувствую твой голос так, как ты бы пела. Прочти внимательно свою записку, и ты увидишь, что и ты написала ее тоже со злости. Ведь смысл получился совсем другой, чем ты хотела.
Прости, если можешь. Безумно тяжело уезжать с ссорой. Это какой-то рок — за минуту вырванного счастья так жестоко расплачиваться. Крепко целую лапочки.
Володя».
Я перечитала эту записку. Он мил мне своим безумием, невольно он будит в груди ответное чувство. О да, это был миг счастья там, в Петровском, на крыльце, в раннее весеннее утро…
Е. П. Мещерская — Н. А. Манкаш
Дорогая моя, наши ужасы продолжаются. Вся моя надежда только на то, что он безумно любит Китти, и это отчасти его обезвреживает. Надеюсь я также и на то, что его властный подход к Китти отталкивает ее. Его вечные сцены ревности мучают и надоели ей ужасно!.. Это ей и мешает его полюбить, несмотря на то что нравится он ей так, как никто.
А я смотрю на нее и думаю: моя ли это дочь?.. Чем старше она становится, тем более чужой я ее чувствую. Портреты Мещерских, висящие на наших стенах, притягивают к нам души дорогих усопших, и, конечно, эти тени возмущены тем, что творится и говорится в наших комнатах, а главное, поведением той, которая носит их имя!.. Она совершенно аморальна: выходить замуж не желает, а целоваться с этим проходимцем желает! Это какое-то чудовище! Замужество ей отвратительно, и она утверждает, что оно ничего общего с любовью не имеет… К тому же она перестала не только петь, но и ходить в церковь.
С некоторых пор у нас не жизнь, а сумасшедший дом; если раньше наших соседей беспокоили приходящие к нам гости, то теперь никому нет покоя от поклонниц Владимира. Звонок в передней устает звонить, на парадной лестнице его дожидаются девчонки. Розовые, голубые, сиреневые конверты с любовными излияниями отягощают сумку нашей почтальонши.
Дешевый теноришка! Актеришка опереточный! Я просто с ума сойду, если он станет моим зятем! Наглый фигляр, он дарит моей дочери цветы, которые ему подносят на концертах! Боже мой! До чего я дожила!..
Как счастливы Вы иметь такую дочь, как Валюшка! Трудолюбивая, тихая, хозяйственная, экономная, терпеливая. Она ведет себя прекрасно: ходит на службу, в комнате у нее чисто, прибрано и аккуратно.
Я же, несчастная мать, должна слышать, как этот фигляр зовет ее нежно то Котиком, то Котом Грязнушкиным, то Неряшкиным. И я, мать, с этим соглашаюсь. Потому что она вечно все разбрасывает, ничего не кладет на свое место и если начнет куда-нибудь собираться, то в поисках одной части туалета все остальные швыряются ею в воздух и покрывают столы, стулья, пол и все вокруг. Владимир от этого в восторге, он терпеливо все за ней убирает, между концертами занимается вместо нее хозяйством, уборкой, натирает паркет, моет наш фарфор, делает ей маникюр и — о ужас! — иногда даже стирает вместо нее, а я бесконечно страдаю… Пишите!
Е. Л. М.
Дневник Китти
Вчера было открытие летнего сезона в Эрмитаже, и Театр оперетты, переехавший туда, открывал его «Сильвой». Как хорош был Владимир в роли Эдвина! В каком ударе он был и как пел!.. Можно ли не отдавать дань оперетте? Каким должен быть актер, чтобы так петь, подобно певцу, читать роль как артист драмы и вдобавок еще танцевать!
Среди поклонниц Владимира есть очаровательная девушка из хорошей семьи, с изумительными большими голубыми глазами — Вера Головина. Она дарит ему букеты, вкладывая в них трогательные записки. Вообще среди его обожательниц есть прехорошенькие.
Владимир подарил мне свое любимое кольцо. Я ни за что не хотела его принять, но он так уговаривал меня и просил, даже если он вдруг от чего-нибудь умрет или я выйду замуж, чтобы я никогда не снимала его кольца с руки. Оно настолько ценное, что я просила его взять взамен этого кольца какое-нибудь другое, мое, но он сказал, что тогда это не будет подарком. Кольцо это сделано в Венеции знаменитым ювелиром итальянцем Чекатто. Оно массивное, из червонного золота: две змеи переплелись головами, у одной головы — бриллиант, у другой — рубин.
Мне нравится, что Владимир любит, ценит и знает толк в драгоценных камнях. Он часто их меняет, закалывает кашне драгоценной булавкой, а иногда и брошкой. У его тетки были прелестные вещи, и я не нахожу ничего предосудительного в том, что она их ему подарила.
Он часто моет их щеточкой в мыльной воде с нашатырем, делая то же самое и с моими безделушками. Он много мне рассказывал об истории камней и их свойствах.
Н. В. Львов — Е. Л. Мещерской
Многоуважаемая Екатерина Прокофьевна!
Простите, что передаю это письмо через наших певчих, но писать Вам на дом не рискую, так как Юдин, наверное, контролирует Вашу корреспонденцию. Увидеть мне Вас в церкви никак не удается, хотя именно теперь Вы бы нашли в ней себе поддержку и утешение.
Прошу Вас только об одном: не будьте слишком строги к Вашей дочери. Суровость Ваша может толкнуть ее на самый безрассудный поступок. Вместе с тем она часто бывает не настолько виновна, как это кажется со стороны, и я в этом убедился. Позавчера днем, зная, что у Китти (как вы разрешили мне ее называть) еще длится отпуск, я шел к вам, чтобы пригласить ее на субботу в театр. Поднимаясь по лестнице, я обогнал Виталия Власьевича, шедшего тоже к Вам по какому-то делу. Мы поздоровались и, остановившись у Ваших дверей, позвонили. Юдин сам открыл нам дверь и очень любезно попросил нас пройти в комнаты.
— Екатерины Прокофьевны нет дома, — сказал он, — а Котик только что прошла в ванную. Вы посидите подождите, я ей сейчас скажу.
Мы прошли в комнату. Юдин остался в коридоре и сказал через дверь ванной:
— Котик, к тебе пришли Николай Владимирович и Виталий Власьевич… Что?.. Хорошо… Передам! Просила подождать немножко, — сказал он, вернувшись к нам, и, схватив какую-то мыльницу, опять прошмыгнул мимо нас в коридор. — Котик, отопри, это я, ты забыла твое любимое мыло для головы, — услышали мы его голос, после чего, хлопнув, открылась и вновь закрылась дверь ванной.
