И в других подразделениях полка продолжали служить бывшие пограничники десятой заставы - старшина Михаил Вершинин, сержант Василий Борисов, Петр Дмитриев и другие. Ни разу не пришлось краснеть за них. Все они самоотверженно выполняли возложенные на них обязанности, проявляли беззаветную преданность делу, а когда наступал трудный час, насмерть бились с врагом и погибали как герои.
В конце сентября обстановка на фронте продолжала оставаться напряженной. Буквально вскоре после того, как мы оказались в Томаровке, стало известно о новом наступлении гитлеровцев, предпринятом на Москву. Оно началось 30 сентября 1941 года. Враг стремился любой ценой окружить и уничтожить наши войска, прикрывавшие столицу. 3 октября 1941 года в речи по радио Гитлер заявил: "48 часов тому назад начались операции гигантских размеров. Они будут способствовать уничтожению врага на востоке. Враг уже разбит и никогда больше не восстановит своих сил". Это хвастливое заявление не учитывало ни возможностей нашего государства, ни возможностей Красной Армии, которая, несмотря на потери, делала свое дело мужественно и стойко.
Мы оказались в стороне от главного удара немецко-фашистских войск. После сформирования 92-й пограничный полк вошел во вновь созданный Юго-Западный фронт. В начале октября немцы в районе Томаровка - Грунь, который прикрывала 9-я кавалерийская дивизия, а ее тыловые рубежи - наш батальон, вели себя тихо. Эту передышку бойцы и командиры дивизии использовали для совершенствования обороны. Им уже пришлось побывать в боях. Именно эта кавалерийская дивизия обеспечивала выход из окружения наших войск в районе Сорочинцев и Савинцев. Она действовала и у Каневских переправ на Днепре, отличилась и в других боях.
Обычно для поиска диверсантов, шпионов, агентов посылалось отделение, с которым шел я или мой помкомвзвода. Мы прочесывали местность, обыскивали леса и рощи, овраги и ложбины, заходили в села. Шли по определенному маршруту, намеченному в штабе батальона или командиром роты. Ночевали в сараях, пустующих домах: таких было немало, люди эвакуировались, уходили в тыл страны.
Пока было все спокойно, мы пользовались телефонной и радиосетью гражданских узлов связи. С помощью этой сети роты и взводы поддерживали связь с своими штабами при выполнении боевых задач. По этим каналам мы слушали и голос столицы нашей Родины Москвы, который вселял в наши сердца уверенность в мощи нашей страны, непобедимости Красной Армии. Последних известий все ждали с нетерпением. Каждое новое сообщение о том, что происходит под Москвой, тотчас доводилось политработниками до бойцов. Тут же доставали географическую карту с передвижными красными бумажными флажками, отмечали линию фронта. Мы, кто первыми принял страшной силы удар врага, хорошо видели, что хотя противник и теснит наши войска, но слабеет с каждым днем.
Однако враг все еще обладал достаточными силами, чтобы вести бои не только под Москвой, но и в других местах огромного советско-германского фронта. В конце октября гитлеровцы потеснили советские войска и на нашем участке. Части 21-й армии, тыл которой мы охраняли, ведя тяжелые кровопролитные бои, также отошли и закрепились западнее Белгорода.
Стояла холодная дождливая погода. Дороги разбухли. 9-я кавалерийская дивизия совершала переход на новый оборонительный рубеж. Взаимодействуя с ней, прикрывая ее арьергарды, мы тоже снялись с места. Шли полями и перелесками. Размягченный чернозем прилипал к сапогам, кони едва волочили ноги по этой разжиженной земле.
В один из вечеров наша рота оказалась в селе Сабынине, нас поразил цвет воды в Северском Донце. Она была какой-то серо-белой. Только приглядевшись, мы увидели на реке утиные и гусиные стаи, а потом услышали их могучий крик. Кто-то спросил политрука Лавренова, откуда в таком маленьком селе столько птицы.
- Видно, это то, что эвакуируют колхозы, - высказал предположение старший политрук и с несколькими бойцами стал спускаться к реке.
Так оно и оказалось. В Сабынине сосредоточились птицеводческие хозяйства из многих эвакуировавшихся колхозов. Колхозники угоняли птицу от врага.
Как только мы оказались в селе, командир роты приказал мне разыскать представителей местных властей. Взяв с собой командира отделения сержанта Кишеневского, я направился в правление колхоза. Оно располагалось в небольшом доме на центральной площади. Когда мы зашли туда, то увидели много людей, что-то оживленно обсуждавших.
- Здравствуйте, где тут найти председателя колхоза или сельского Совета? спросил я.
Человек, сидевший за столом, ответил:
- Я председатель колхоза, а вот он, - мужчина показал на своего соседа, председатель сельского Совета. Я подошел ближе.
- А, пограничнички пришли, значит, завтра здесь будут немцы, - заметил сидевший рядом с председателями невысокий человек.
- Ну, это не обязательно, - попробовал возразить я.
Но мужчина добродушно улыбнулся и продолжал:
- Не обижайтесь, поверьте, я-то знаю. От самой почти границы иду. Так что не в первый раз встречаюсь с пограничниками. За вами уж никого не бывает. Вон вчера днем конники через село проскакали, ушли за Северский Донец. Сегодня вы пришли, значит, завтра жди немца.
В словах незнакомца была правда. Пограничники, как правило, отходили последними. Это видели жители многих городов и сел, руководители партийных и государственных органов. Видимо, мужчина, заговоривший со мной, был из западных районов страны, потому таким образом воспринял наше появление.
Как бы подводя итог нашему разговору, я сказал:
- Товарищи председатели колхоза и сельского Совета, вас просит подойти наше командование.
Командир роты Горбунов и политрук Лавренов довели до сведения местных руководителей действительную обстановку и посоветовали все, что можно, эвакуировать за Северский Донец.
- У нас в ставках много рыбы, как с ней быть? - спросил председатель колхоза.
- Ночью спустите воду, а утром раздайте все колхозникам, - порекомендовал политрук Лавренов.
На рассвете рота оставила село. По крутому западному берегу мы спустились к реке. И тут кто-то удивленно спросил:
- Товарищи, а куда же делась река?
Вместо широких плесов, что вчера еще были здесь, шелестели под ногами камыш и осока. Только чуть впереди среди множества небольших квадратных котлованов, как ниточка, вился шириной не более полуметра ручей. Кое-где на илистом дне в темных лужицах прыгали золотистые карпы. Это все, что осталось от рыбного хозяйства колхоза.
Политрук Лавренов объяснил пограничникам, что произошло. А потом, обращаясь к командиру роты, заметил:
- А председатель - молодец. Ни птицы, ни рыбы не оставил немцам.
