лице Володи, когда он рассказывал об этом, вдруг проступало выражение сарказма и хитрости, ему лично совсем не свойственной, но призванной обозначать хитрость самой истории, которая знает о нас такое, чего мы сами о себе еще не знаем, а может быть, не узнаем никогда.
Российская история в этом плане особенно фантастична, поскольку она не подвластна законам экономической и социальной эволюции, но, словно Афина из головы Зевса, выходит из головы своих правителей, как набор идей, химер, галлюцинаций, подлежащих исполнению. Именно марксизм-ленинизм, более всего настаивавший на соблюдении «объективных» законов истории, оказался источником их попрания, чудовищных скачков и несообразностей исторического процесса. В шаровской эссеистике этот гротеск и сарказм истории – не только самоистребляющая динамика таких эпох, как опричнина, Смута, время народовольцев и террористов, революция и вся история СССР, – но и жизнь его предков, и прежде всего отца.
Вот одна из исторических причуд, взрывных по смыслу, которыми пестрит шаровская эссеистика. В конце 1930-х гг. Шаров-старший участвовал в первом зимнем трансарктическом перелете Москва – Уэлен (крайняя западная точка Чукотки и вообще Евразии). «Экипаж прошел весь маршрут, когда недалеко от Уэлена прямо в воздухе у них отвалился один из моторов. Сели чудом. Но настоящим чудом отец считал не эту аэродромную посадку, а поломку самолета, так как, долети они до Портленда, их по возвращении неминуемо расстреляли бы как американских шпионов». Такова эта ирония времени, когда крушение самолета могло считаться щедрым подарком судьбы, спасающим от другой, более страшной участи.
Эссеистика Шарова – это лично-биографическое осмысление того опыта, который художественно воплощен в его романах; это ироническая игра ума, наблюдающего в жизни близких людей действие той «теории невероятности», которая опрокидывает любые расчеты и предвидения. Ирония Володи никогда не бывает злорадной или даже просто холодной; это скорее стоическое чувство личной причастности к тому круговороту смыслов, перед которым не может не испытать изумления даже самый искушенный и скептический ум. Это теплые, эмоционально наполненные размышления историка, который сам, всем своим родом, кругом и личной судьбой, втянут в историю, которую честно пытается описать, – но при этом вынужден и воображать ее как романист, потому что сама она есть сверхроман, творимый силой провиденциального воображения.
Книги Владимира Шарова
След в след: Хроника одного рода в мыслях, комментариях и основных датах. (журн. публ. 1991, отд. изд. 1997, переизд. 2002, 2016)
Репетиции (журн. публ. 1992, отд. изд. 1997, переизд. 2003, 2009)
До и во время (журн. публ. 1993, отд. изд. 1995, переизд. 2001, 2009)
Мне ли не пожалеть (журн. публ. 1995, отд. изд. 1997, переизд. 2014)
Старая девочка (журн. публ. 1998, отд. изд. 1999, переизд. 2013)
Воскрешение Лазаря (журн. публ. 2002, отд изд. 2003)
Будьте как дети (журн. публ. 2008, отд. изд. 2008, переизд. 2017, шорт-лист премии «Большая книга» и «Русский Букер» 2008)
Искушение революцией. Русская верховная власть (сборник эссе) (2009)
Возвращение в Египет (журн. публ. 2013, отд. изд. 2013, лауреат премии «Русский Букер – 2014» и «Большая книга – 3», 2014)
Рама воды (стихи) (1996, 2016)
Царство Агамемнона (2018)
