себя в Луге. Каждое лето они в тёплое время года выступали на улицах Европы и зарабатывали столько денег, сколько здесь нельзя было заработать. На следующий день по возращении из успешного турне, он был найден дома: всё перерыто – банальное ограбление.
На замену погибшему в Германии Кондрашкину Ольга пригласила Николая Корзинина, ветерана рок-н-ролла из групп «Санкт Петербург», соратника Владимира Рекшана. Слышать о нём я, конечно же, слышал, а познакомиться лично довелось в студии. Еще одна родственная душа… тем не менее, родственность душ не повлияла на качество исполнения, хотя надо отметить – удар иной, и ритмика другая, и всё совсем иначе, нежели Кондрашкин.
Наиль Кадыров под метроном уже сыграл все партии баса ранее, Кондрашкину удавалось найти с этой записью общий язык, Корзинину же потребовалась иная свобода игры – записанный бас сковывал его, мешал реализовать свой рисунок, поэтому вновь пришлось вызывать Наиля Кадырова и вновь всё это тянулось, тянулось, тянулось, тянулось, и края-конца тому не было видно, и я уже сам не понимал что делать… Оля была ещё свой человек, просто в доску, и особых напрягов в отношениях это не вызывало: сам процесс записи у меня еще раздражения не вызывал.
ГЛАВА 12, ЧАСТЬ 2: ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ СЕРЁГИ
В начале июня 1995 года Оля меня очень выручила, спасла от кромешного загнивания. В те дни Тропилло должен был уехать по своим каким-то важным делам во Францию и Германию на две недели. Как я уже говорил, помещение, в котором была студия, принадлежало институту психоанализа. На дворе был уже 95-й год, помещение было занято в 89-м, и так до сих пор директору института тов. Решетникову Андрей умудрился так ничего не заплатить. Шел шестой год так называемой “аренды”, хотя был оговорен срок, величина ежемесячной платы, но денег никаких не поступало.
Чем дальше, тем более агрессивно вела себя дирекция, ведь помимо аренды, Тропилло ничего не платил и за свет, а нагорало там – вы понимаете – немалые суммы. А если студия звукозаписи несколько лет круглосуточно без выходных и праздников работает и где-то у кого-то, к кому эта студия подключена, вращаются счетчики без перерыва на сон изо дня в день, из года в год? В итоге – отключили нам первый раз свет, отключили второй, предупредили, отключили третий раз, а после я вспомнил, что я вроде и сам в прошлом электрик, допуск у меня есть, я вышел как-то в коридор, опытным взглядом осмотрел, куда можно было бы кинуть проводок, и нашел. Проводка была везде там наружная: чёрт ногу сломит и вряд ли кто-то разберёт, куда какой провод идёт – их там десятки самых разных мастей. Можно было незаметно проложить лапшу и присыпать пылью, что я и сделал.
Дирекция слышит шум, всё понимает и вновь присылает электрика. Тот снова отсоединяет мой проводок и бросает вниз. Вечером я снова его подключаю. В конечном итоге – электрик свернул мою “нить Ариадны” на локоть и унёс в неизвестном направлении… А провод там, надо сказать, необычный, – рассчитанный на силовую нагрузку 380 вольт, – такого у меня не было, и в студии тоже хранился один единственный провод. Звоню в ужасе Тропилло: «Я сейчас уезжаю, а завтра на счет Института будут переведены деньги, и за аренду, и за электричество – можешь не сомневаться, сиди спокойно».
Спокойно я сидеть никак не мог. Если бы Андрей не уезжал, он мог бы решить вопрос. Мне частично передалось настроение администрации. Директор строго-настрого предупредил, что если мы подключимся еще раз, они вызывают милицию и вышвыривают нас вместе с аппаратурой на улицу. Я функционировал как сторож – мне это всё и выговаривалось. Я было рыпнулся сказать, что, мол, не волнуйтесь, завтра придут деньги… но директор только посмеялся мне в лицо. Удаляясь, он продолжал рассказывать, что он думает о Тропилло, о нашей музыке и обо всём русскоязычном роке, и о том, где нам всем место…
Надо ли говорить, что на следующий день денег переведено не было. И через день – тоже. А у меня и чайник электрический, электробритва – всё оказалось бесполезным железом, в такой ситуации. Никто записываться не приходит, денег нет. Запаршивел я за неделю – жуть. Грязный, небритый, похожий на бомжа, уставший от голода человек… ну что делать? Походил я по ребятам, до которых можно было дойти пешком – никого дома нет – все на дачах хиппуют в такую жаркую погоду. Першина в Англии, Тропилло в Германии, а я – в полнейшей жопе.
Неделю я провел в тишине и темноте, питаясь одной лишь сырой водой – блокада. Ну что делать? В студии стояла двухконфорочная электроплита, купленная домой, в Архангельск, на случай отключения газа, коих у нас в последнее время случалось достаточно. Взял плитку под мышку и понёс на рынок, продавать. Выхожу из студии, а около решетки Першина стоит – звонит в обесточенный звонок, уже развернулась, собралась уходить. Вот счастье-то…
– «Ты куда это, Сергей Иванович, собрался? О-оо! Да в каком ты виде… фу-ууу», – Оля принюхалась к моей одежде. – «Да вон ведь как, – понурив взор, отвечаю, – электричества нет, денег нет, я не ел шесть дней, воды не согреть – не помыться и на баню денег нет, в общем… гнию тут заживо… вот плиту иду продавать». – «Что?? Ты в таком виде пошел на рынок??? Да это же до первого мента, ты что – не понимаешь?? Скидывай свое барахло, и поехали, давай со мной».
Першина только что сошла с поезда, забросила вещи, и сразу ко мне. Красивая, фирменно и со вкусом одетая роскошная дама она повела меня по улице и даже взяла меня под руку. Это было зрелище: красавица и чудовище, иностранка и бомж идут по улице, а милиционеры дёргают друг-друга за рукав и передают по рации типа смотри, картина… прохожие оборачивались.
Дошли до метро, доехали до Удельной, там пересели на электричку и приехали в деревню Шувалово – эдакий питерский Монмартр. Разные художники и музыканты основали там небольшой посёлок: презрев все городские удобства многоэтажных построек, они расположились в черте города, в частных домах. В один из таких домов мы и приехали, к Олиным друзьям: Косте Разуманову, его жене и дочке. Диана была балериной – танцевала в Мариинке
