настоящим преступлениям.
Брандт вернулся в Хохвальд во время сеанса лечения и отчитался перед Гиммлером в присутствии Керстена.
Рейхсфюрер и доктор узнали обо всем одновременно.
Шелленберг сказал правду. Кальтенбруннер тщательно подготовил западню, чтобы убить Керстена. Если бы доктора не предупредили, он попал бы в засаду. В отчете был описан конкретный механизм.
Кальтенбруннер вернулся в Хохвальд вместе с Гиммлером, после того как их совместная работа по пыткам и истязаниям была выполнена. 31 июля шеф гестапо узнал от самого рейхсфюрера, что Керстена назавтра вызовут к нему в штаб-квартиру. Это значило, что днем 1 августа он должен будет сесть на специальный поезд из Берлина. Службы Гиммлера знали, что для того, чтобы добраться из Хартцвальде до Берлина, доктор всегда ездил наиболее короткой дорогой, через Ораниенбург. Но примерно за двадцать километров до Ораниенбурга дорога проходила через небольшой лес.
В ночь с 31 июля на 1 августа Кальтенбруннер отдал по телефону следующие приказы своим подчиненным.
Двадцать самых надежных агентов гестапо с автоматами должны немедленно отправиться в лес между поместьем Керстена и Ораниенбургом и, воспользовавшись темнотой, устроить засаду по обеим сторонам дороги.
Им было поручено подождать, пока не подъедет хорошо знакомая им машина, и остановить ее для проверки документов. Как только шофер подчинится приказу — убить одновременно и его, и Керстена. После чего изрешетить пулями машину.
Как только Керстен и шофер будут убиты, командир группы должен был сразу приехать к Кальтенбруннеру и доложить ему, что машина, которой приказали остановиться, не повиновалась и они вынуждены были открыть по ней огонь. Произошло большое несчастье — среди пассажиров оказался доктор Керстен. Он убит.
Кальтенбруннеру оставалось только предстать перед рейхсфюрером и выразить ему свои извинения и соболезнования. На этом отчет заканчивался.
— Что ж, значит, это правда, — пробормотал Гиммлер. Но в его голосе все еще сквозило недоверие.
— И вы не смогли бы ни в чем обвинить ни Кальтенбруннера, ни его людей, рейхсфюрер, — сказал Брандт. — Он нашел безупречное оправдание. Вспомните ваш собственный циркуляр насчет бежавших военнопленных, которые часто угоняют машины, чтобы быстрее добраться до границы: немедленно стрелять по машинам, если они не останавливаются по первому требованию.
— Что ж, значит, это правда, — повторил Гиммлер. Но на этот раз его голос стал резче, и он начал поднимать и спускать очки.
Керстен медленно произнес:
— Так… Если бы Шелленберг не…
Он не закончил. Во рту у него пересохло.
— Да… — сказал Брандт. — Да… Вам повезло, что его предупредили о заговоре, это сделал адъютант Кальтенбруннера, которому он приплачивает.
— Очень вовремя, — пробормотал Керстен.
Он подумал о мотоциклисте, который успел приехать к нему как раз тогда, когда он уже собирался садиться в машину… Ему представился маленький лесок перед Ораниенбургом, который он так хорошо знал, его верный шофер, застреленный в упор… И он сам…
Гиммлер яростно одевался. Застегнув последнюю пуговицу, он посмотрел на часы. Было два часа дня.
— Пойдемте поедим, — сказал Гиммлер Керстену.
Потом Брандту:
— Передайте Кальтенбруннеру, что я хочу, чтобы он пообедал с нами.
7
Столовой рейхсфюреру служил вагон-ресторан специального поезда.
В тот день там обедали пять человек. За столом на четыре персоны сидели с одной стороны — Гиммлер и Кальтенбруннер, с другой — генерал Бергер и Керстен. Доктор сидел напротив шефа гестапо.
За столом на двоих, с другой стороны прохода вагона-ресторана, незаметно сидел Рудольф Брандт, один.
Обед начался в молчании. Гиммлер и Керстен были слишком напряжены, чтобы начинать разговор. Генерал войск СС был неразговорчив по характеру. Кальтенбруннер заговорил первым. Он через стол обратился к доктору с тяжеловесной вежливостью, носившей отпечаток еще более неуклюжей иронии:
— Итак, господин доктор, как ваши дела в прекрасной нейтральной Швеции, где вы так любите бывать?
Тусклые черные глаза, плотно сжатые жестокие губы, каменное лицо — все в Кальтенбруннере дышало такой смертельной ненавистью к доктору, что он был не в состоянии ее скрывать. Ему показалось, что Керстен затруднился с ответом, и он добавил грубым и вызывающим тоном:
— Ваши дела в Стокгольме, должно быть, идут неплохо, раз у вас там квартира.
— Ну нет, — просто сказал Керстен, глядя прямо в лицо Кальтенбруннеру. — Мои дела совсем плохи, я остался без работы.
Удивленный Кальтенбруннер немного откинулся назад:
— Что? У вас была работа в Швеции?
Шеф гестапо посмотрел на раздраженное лицо рейхсфюрера, который нервно теребил в руках вилку, затем на безучастную фигуру Бергера и повторил вопрос:
— Так что это была за работа?
— Да полноте, вы прекрасно это знаете, — ответил Керстен. — Британские секретные службы пять лет мне платили за то, чтобы я убил рейхсфюрера Гиммлера. А поскольку у меня это не получилось, то работу я потерял.
Кальтенбруннер не смог скрыть замешательство, вызванное таким дерзким ответом. На секунду в его глазах мелькнуло выражение растерянности, изумления, непонимания. Он перевел взгляд на Гиммлера и увидел, что тот начал теребить свои очки.
— А самое ужасное, — сказал ему Гиммлер, — что доктор едва не потерял работу здесь тоже. И все по вашей милости.
Теперь очки рейхсфюрера, приведенные в движение дрожащими пальцами, рывками перемещались вверх и вниз вдоль носа и по лбу — до корней волос. Кальтенбруннер лучше, чем кто-либо, знал этот грозный признак гнева. Он испугался, и это было видно.
Гиммлер сказал с беспощадной суровостью:
— Слушайте меня, Кальтенбруннер: вы переживете доктора не больше, чем на час. Вы меня хорошо поняли?
— Да, рейхсфюрер, — ответил шеф гестапо.
— Надеюсь на это, — все тем же безжалостным тоном продолжил Гиммлер. — И надеюсь, что и вы, и доктор Керстен будете жить долго и пребывать в добром здравии. Для меня это слишком важный вопрос, чтобы я мог позволить событиям развиваться в ином направлении. Я не потерплю никаких случайностей в этом деле. Зарубите себе на носу, Кальтенбруннер: для вас будет очень, очень опасно, если со здоровьем доктора Керстена хоть что-то случится.
Обед закончился так же, как и начинался, — в тишине. Керстен ел очень мало. То обстоятельство, что напротив него сидел человек, который хотел его убить и едва не сделал это, отбило у него аппетит.
Он даже не дождался, пока подадут кофе, и ретировался в предназначенное ему купе спального вагона. Обычно он спал после обеда. Но на этот раз спать ему хотелось не больше, чем есть. Он вынул из чемодана тетрадь, в которой вел дневник, и подробно записал только что произошедшую сцену.
Потом доктор растянулся на кушетке и принялся обдумывать случившееся. Он подумал о счастливой случайности, благодаря которой он был все еще жив. Он подумал о том, что защищен от гестаповских засад,
