– Я понимаю, что этот великий день незабываем до мельчайших подробностей. Его нельзя определить одним словом.
– Можно. Это сделал Гагарин…
– И прошлое, и этот день, и будущее?
– Да. Всего одно слово – озорное и бессмертное, гагаринское: «Поехали!»
До старта – пятнадцать минут
– Как у вас гермошлем, закрыт? Закройте гермошлем, доложите, – звучит голос Каманина.
– Вас понял: объявлена десятиминутная готовность. Гермошлем закрыт. Все нормально, самочувствие хорошее, к старту готов.
На связь с Гагариным выходит Королев.
– «Кедр», я буду вам транслировать команды… Минутная готовность, как вы слышите?
– Вас понял: минутная готовность. Занял исходное положение…
– Дается зажигание, «Кедр».
– Понял: дается зажигание.
– Предварительная… Промежуточная… Главная… Подъем!
– Поехали!.. Шум в кабине слабо слышен. Все проходит нормально, самочувствие хорошее, настроение бодрое, все нормально!
– Мы все желаем вам доброго полета…
– До свидания, до скорой встречи, дорогие друзья!
Этот день врезался в память всех, кто пережил его. Каждый из нас запомнил его на всю жизнь, и мы рассказываем о своих ощущениях, о своих волнениях, о праздничной, счастливой Москве.
У космонавтов, которые пошли работать на космические орбиты вслед за Юрием Гагариным, свои воспоминания. И при каждом старте на орбиту – а наше время богато на космические эпопеи! – они возвращаются в тот солнечный апрельский день.
– …Когда я улетал, да и другие тоже, хотелось крикнуть по-гагарински: «Поехали!» Причем и при первом полете, и при втором, – говорит Виктор Горбатко, – но еле сдержал себя. «Поехали!» – это гагаринское, и только его. Оно имело право звучать один раз, тогда, 12 апреля.
– В конце марта все космонавты первой группы разъехались по разным точкам, для связи. Я был на Камчатке. Вдруг сквозь космический треск и шумы слышу его голос: «Как у меня дорожка?» – это он о траектории спрашивал. Представляете, на активном участке летит, первый старт человека, а Юрий спокойно и деловито интересуется очень конкретными вещами. Казалось бы, эмоции должны захлестнуть, а он работает. Значит, Гагарин спрашивает, а параметров у нас еще нет. Но я кричу в микрофон: «Все хорошо! Дорожка отличная! Все в норме!» Гагарин узнал меня: «Спасибо, блондин!» – говорит. Вот в этот момент я понял, что все в порядке. – Алексей Леонов на секунду задумывается, вспоминает. – Он меня поразил в то утро своей выдержкой, мужеством. Я сам испытал, что такое «активный участок» и встреча с космосом, и до сих пор преклоняюсь перед Юрием – ему было трудно, но он был уверен, что нам, на Земле, гораздо труднее, и поддерживал нас. Забота о других – главная черта Гагарина…
Виталий Севастьянов дважды уходил в космос, работал там вместе с А. Николаевым и П. Климуком в общей сложности почти три месяца.
82 суток и 108 минут. Казалось бы, несопоставимые цифры?
– Конечно, – соглашается Севастьянов. – Каждый месяц нашего полета можно сравнивать лишь с секундами первого. Мы шли в космос проторенной тропинкой, лишь там, на орбите, начиналось новое. А для Гагарина все впервые, абсолютно все! Тогда, в 61-м, даже трудно было представить, что последует за первым полетом, насколько широка и разнообразна будет последующая программа космических исследований. Пожалуй, лишь несколько человек, таких, как М. В. Келдыш и С. П. Королев, могли прогнозировать «наше космическое будущее». И поэтому так принципиален полет Гагарина… 12 апреля произошло «смещение эпох». Позавтракали люди в одной эпохе, а обедали уже в другой. И это сказалось на всех. Я вышел из Центра управления, уже все свершилось. Но люди, которых я встречал на улице, еще не знали этого. Они спешили по своим делам, о чем-то переговаривались. Короче говоря, был будничный день большого города. И вдруг словно все взорвалось – праздник выхлестнулся на улицы, всеобщее ликование и радость. Это был удивительный день. Вес сразу же полюбили парня, который летел над планетой. Я часто спрашиваю себя: а почему так дорог и близок Юрий Гагарин каждому из нас, всем людям? Была у него черта в характере, которая кажется мне главной, – это доброта. В фильме «Девять дней одного года» герой говорит: «Коммунизм могут построить только добрые люди». Это о Гагарине.
– Я уверен, не будь Гагарин первым космонавтом он стал бы прекрасным летчиком, или металлургом, или колхозником. Главное – к этому времени он уже со стоялся как человек. Он всегда замечал в других лучшее, – добавляет Леонов. – Вспомните: «У меня прекрасная мама», – говорил Юрий. И это так. Анна Тимофеевна дала ему все. Отец приучил к труду с детства Он говорил о своей учительнице так, будто лучшие учителей в мире нет. Друзья? Преподаватели в ремесленном училище? Товарищи по службе в армии? Командиры? Обо всех Гагарин говорил: «Замечательные люди, лучшие». Юрий умел ценить человека, и это его самого сделало таким.
Встречались после апреля 61-го Королев и Гагарин редко. Только на космодроме, провожая вместе новые космические корабли. Даже в Звездный городок Сергей Павлович не мог приезжать часто – он работал без праздников и выходных, словно торопился сделать как можно больше. Пилотируемые полеты, Луна, Марс, Венера… А жить оставалось так недолго…
Гагарин тоже не принадлежал себе. Много ездил, встречался с людьми, готовился к полету.
Но Сергей Павлович внимательно следил за выступлениями Гагарина, его статьями, поддерживал его стремление учиться.
Иногда говорят, что Королев относился «по-отцовски» к Гагарину. Это не совсем точно. Он стал для первых космонавтов планеты Учителем, точно так же, как для него самого был К. Э. Циолковский.
Все видели и знают улыбку Гагарина, но я помню его слезы. В тот день, когда Москва прощалась с Сергеем Павловичем Королевым.
Апрельское утро 61-го года окончательно и на века соединило судьбы Сергея Павловича Королева и Юрия Алексеевича Гагарина. Им, представителям двух поколений советских людей, суждено было войти в историю нашей цивилизации вместе.
В этот день Первый космонавт планеты говорил и от имени Главного конструктора: «Вся моя жизнь кажется мне одним прекрасным мгновением!»
Гагарин – это героизм эпохи.
Королев – это гений отечественной науки.
Они оба олицетворяют подвиг народа.
