Действительно, маршал ни одним словом, ни одним жестом не дал Анненкову повода для подозрений. В резиденции его ждали. Солдаты, одетые в серые френчи с маузерами и двуручными мечами, охранявшие маршала, любезно расступились, пропуская атамана. В прихожей солдат, по китайскому обычаю, смоченным в горячей воде полотенцем обтер ему лицо. Маршал, человек высокого роста, крепкого телосложения, тотчас же принял атамана. Говорил он тихо, как и подобает большому человеку — «мудрый должен говорить тихо, чтобы не расплескать чашу мудрости».
Анненков ехал в Калган в полной уверенности в своей безопасности, в самом радужном настроении: он признан, он скоро снова поведет войска в атаку! Ему уже слышался воинственный китайский клич «Ша! Ша!» («Убивай!»). Немного послужит, а там и свою армию сколотит, двинет на Семиречье, овладеет Верным, создаст свое государство, в котором будет властелином…
Ехал атаман и вспоминал обед, данный ему губернатором. Его угощали самыми изысканными кушаньями: хайшеном — жареными морскими червями, крошеным мясом с зеленью, бамбуковыми побегами, картофелем, зажаренным в сахаре.
Одно только его огорчило… Перед отъездом он зашел просто так, из любопытства, в китайскую кумирню. Встретил его бонза с толстой книгой в руках. В ней содержались «божьи ответы». Анненкову захотелось узнать, что ему предскажет книга. Бонза подвел его к глубокой чаше и предложил выбрать из нее любую из множества находящихся там палочек. Атаман взял наугад одну, протянул бонзе. Тот повернулся к изваянию божества, прочитал иероглиф, начертанный на палочке… Предсказание было нехорошим: «Легче разрубить летящий камень, чем тебе достигнуть успеха». Положив палочку обратно в чашу, бонза произнес смиренно: «Сяншен» («Такова божья воля»).
Наконец Анненков въехал в Калган. С любопытством рассматривал главную улицу города, идущую от моста. Она сплошь состояла из китайских и русских лавок. Сверкали лаком вертикальные вывески с иероглифами, витрины были завалены черными, золотистыми, белыми мехами: город считался одним из крупнейших пушных центров. Вдалеке виднелась каменная крепость. Здесь проходила первая линия Великой китайской стены. В одном ущелье был проложен проход в Монголию.
К моменту прибытия атамана в город чекист Карпенко получил лаконичную депешу:
«Анненков в Калгане. Действуй».
Установив наблюдение за гостиницей, где остановился Анненков, Карпенко связался с Лихаренко. Артузову была немедленно послана телеграмма: «20 марта Анненков и Денисов в Калгане». Из этого краткого сообщения Артур Христианович, естественно, понял, что пружина его плана стала раскручиваться.
Лихаренко также находился в Калгане. С Липом — под такой фамилией Примаков работал в Китае — он быстро нашел общий язык. Виталий Маркович принял непосредственное участие в захвате атамана.
Под предлогом ведения дальнейших переговоров о «службе» Анненкову и Денисову было вручено такое предписание: «Атаману Анненкову Б. В. Сегодня старший советник господин Лин прибыл в Калган. Он приказал Вам не выходить из помещения до 16 часов, ожидая его распоряжения о времени переговоров с Вами».
В тот же день — 31 марта 1926 года — Анненков и Денисов были перевезены из гостиницы и переданы советским властям…
Атаман был выдан Советскому правительству компетентными китайскими властями как крупный военный преступник, чья деятельность к тому же на территории сопредельного государства могла быть направлена против коренных интересов самого китайского народа.
Захватить Анненкова, однако, было только половиной дела. Атаман должен был публично признать свои преступления перед народом, отречься от политической борьбы, призвать своих бывших «партизан» одуматься, проявить лояльность к Советской власти.
После нескольких бесед, в которых была затронута и судьба раскаявшегося Савинкова, атаман, понимая обреченность своего положения, написал в ЦИК СССР письмо.
«Сознавая свою огромную вину перед народом и Советской властью, зная, что я не заслуживаю снисхождения за свои прошлые действия, я все-таки обращаюсь к Советскому правительству с искренней и чистосердечной просьбой о прощении мне глубоких заблуждений и ошибок, сделанных мной в гражданскую войну. Если бы Советская власть дала мне возможность загладить свою вину перед Родиной служением ей на каком угодно поприще, я бы был счастлив отдать все силы и жизнь, лишь бы доказать искренность моего заблуждения.
Сознавая всю свою вину перед теми людьми, которых я завел в эмиграцию, я прошу Советское правительство, если оно найдет мою просьбу о помиловании меня лично неприемлемой, даровать таковое моим бывшим соратникам, введенным в заблуждение и гораздо менее, чем я, виноватым, каков бы ни был приговор, я приму его как справедливое возмездие за свою вину.
Б. Анненков. 5 апреля 1926 г.».
В другом письме, адресованном своим бывшим «партизанам», Анненков писал: «Мы видим, что Советская власть крепка, твердой рукой ведет народ к благу, производит великую строительную работу на благо Родины.
Советская власть призывала и призывает тех, кто искренне и честно хочет принять участие в этой работе».
Оба письма были опубликованы в китайской печати, газетах русской эмиграции.
Арест Анненкова советскими чекистами и доставка его в Москву для белой эмиграции явились полной неожиданностью.
Когда следствие было завершено, Анненкова и Денисова повезли в Семипалатинск, в ту самую Семиреченскую область, где ими были совершены главные преступления против Советской власти и народа.
На открытом судебном процессе девяносто свидетелей уличили Анненкова и Денисова в чудовищных зверствах. С утра и до ночи огромные толпы людей не расходились перед зданием, где заседала военная коллегия. Почти каждый из них мог предъявить атаманам свой собственный счет по убитым детям, родителям, братьям и сестрам… Военная коллегия не нашла ни единого смягчающего вину обстоятельства. Анненков и Денисов были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. 24 августа 1927 года приговор был приведен в исполнение.
Перед смертью Анненков написал следователю Владимирову следующее письмо:
«Прежде всего позвольте Вас поблагодарить за человеческое отношение, которое Вы проявили ко мне во время моего пребывания в Москве… Я должен уйти из жизни и уйду с сознанием того, что я получил по заслугам.
Уважающий Вас Б. Анненков. 13 августа 1927 г., г. Семипалатинск».
Этот документ весьма примечателен. Он с лучшей стороны характеризовал перед миром деятельность ОГПУ в целом и Артузова в частности, неукоснительно соблюдавших социалистическую законность даже по отношению к таким кровавым заклятым преступникам, как Анненков и Денисов.
