- А Юнкерс, слышал, попал в опалу и незадолго до войны умер? - спросил Зяблов.
- С Юнкерсом случилось то же самое. Измордовали. Но, между прочим, в Германии о его смерти не сообщалось. "Юнкерс был, Юнкерс остался" - так, по крайней мере, пишут газеты.
Помолчав, Павел спросил:
- Владимир Николаевич, скажите честно: у нас-то есть что-либо подобное "Штурмфогелю"?
- Есть! И не подобное, а лучше, надежнее. Когда-нибудь о таком самолете напишут истории... Насколько я понял, немцы ищут решения быстрого и компромиссного. Торопятся, делают тяп-ляп, обжигаются... - Зяблов сел за стол и задумался. - И все же хотелось бы нам знать о "Штурмфогеле" побольше.
- К сожалению, я не имею допуска к этому самолету...
- В том-то и беда... Сейчас идет война и людей и техники. Нам очень важно в подробностях знать, какое еще оружие фашисты думают применить на фронте... До мелочей, до винтика... Можно испробовать такой вариант: скажем, заполучим знающего человека, ну хотя бы Гехорсмана...
- Рискованно, Владимир Николаевич.
- Верно, рискованно, - согласился Зяблов. - Да Гехорсман и недостаточно сведущ. А если Зандлера?
- Он умрет от страха, как только поймет, что попал к русским.
- А если поискать у него слабые струнки, взять на крючок?
- Но самолет будут продолжать делать другие.
- Да, ты прав... Тогда придется устроить шум на всю Германию, сделать так, чтобы "Штурмфогель" не вошел в серийное производство.
- Уничтожить опытный образец?
- Да, уничтожить! Взорвать, сжечь, разбомбить!
- Хоть и чудовищно трудно сделать это, но попробовать можно.
- Нужно сделать. К тому же надо похитить техническую документацию "Штурмфогеля", да так, чтобы немцы знали об этом. Все это натолкнет фашистов на мысль, что для нас не существует секрета "Штурмфогеля". Стало быть, вряд ли они отважатся все начинать сначала. Да и заказов из министерства авиации Мессершмитт не получит. Тебе придется им помочь в этом.
- Разве вы направите меня обратно?
- Да. Именно на эту отчаянную диверсию. Павел порывисто встал и отошел к окну. Упершись лбом в оконную раму, он глухо проговорил:
- Я не был в России восемь лет... Я не видел лица матери восемь лет... Пошлите меня лучше на фронт. Я хочу убивать их, а не играть в друзей.
Некоторое время Зяблов молча смотрел в спину Павла, давая ему выговориться. Но Павел смолк, и тогда Зяблов жестко произнес:
- Хорошо... Я дам тебе отпуск. Ты останешься работать в управлении... Хорошо... В конце концов, ты заслужил это. - Владимир Николаевич встал и заходил по кабинету. - Я не буду говорить банальные слова о том, что иной раз один такой, как ты, стоит целых дивизий. Ты уйдешь... Ты не полетишь обратно в Германию... Но нам придется восстанавливать все связи заново. Без уверенности в успехе. Без надежды на успех! Если этот самый "Штурмфогель" войдет в серию, он отдалит день нашей победы!.. Подожди, не перебивай! Идет страшная война, которая не снилась ни одному поколению. И если "Штурмфогель" ее затянет хоть на день, он убьет тысячи тысяч людей. Людей, Павел! - Зяблов остановился рядом и сжал локоть Павла. - Нам не нужен фашистский "Штурмфогель". Мы делаем машину, повторяю, во сто крат лучше, надежней. Но если тебе удастся разнести в пыль опытный образец "Штурмфогеля", работа над реактивным самолетом у фашистов надолго задержится, если не прекратится вообще. Закрыть "Штурмфогелю" дорогу к небу, к новым жертвам означает приближение часа нашей победы. Вот смысл всего, что ты должен сделать.
- Когда мне обратно? - глуховатым голосом спросил Павел.
Зяблов положил на его плечо руку, внимательно и ласково посмотрел в глаза:
- Ты пока отдохни. Я вызову специалиста по реактивным самолетам. Подумаем вместе, что сделать нам с этим "Щтурмфогелем".
- А где отдыхать?
- Придется здесь, Павлуша... На улицу появляться тебе не надо. Сегодня вечером будет самолет...
- Понимаю, Владимир Николаевич, - опустил голову Павел.
Зяблов провел его в другой кабинет, уложил на диван. Павел едва дотронулся до жесткого, прохладного валика, как сразу его потянуло ко сну. Владимир Николаевич накрыл его полушубком, подоткнул за спиной и тихо, на цыпочках вышел.
...Сон был так глубок, так спокоен, что Павел нисколько не ощутил его продолжительности. Просто закрыл глаза и открыл. Зяблов тряс его за плечо:
- Вставай, Павел. Идем.
Павел сунул ноги в войлочные немецкие сапоги, застегнул "молнии", надел полушубок поверх своего комбинезона и пошел в кабинет полковника.
Там он увидел высокого, плечистого мужчину с твердым, чуть выдающимся вперед подбородком, крупным носом и высоким лбом, рассеченным поперечной морщиной. Одет он был в командирскую гимнастерку, но без петлиц, в гражданские диагоналевые брюки, заправленные в белые бурки. Что-то знакомое промелькнуло в его облике.
- Знакомься - Семен Феоктистович Бычагин, - представил Зяблов.
- Семен, - подал руку Бычагин и лукаво усмехнулся.
Павел отступил на шаг, пригляделся и хлопнул себя по лбу:
- Вот так встреча! Владимир Николаевич, да ведь я Семена знаю! Я поступал в Качинскую летную школу, а Бычагин ее заканчивал.
- Точно! Мы еще гоняли вас, салажат, по плацу! - Бычагин обнял Павла. Так вот куда ты залетел, дружище.
- Залетел да слетел, - проговорил Зяблов. - Ну, братцы хорошие, давайте за дело. Садитесь.
Полковник разложил на столе копии фотографий "Штурмфогеля", когда-то присланных Павлом.
- Это та штука, ради которой я и пригласил вас, Семен Феоктистович. У немцев, очевидно, это наиболее перспективная машина... и они вот-вот запустят ее в серию. Так? - Зяблов посмотрел на Павла.
- Пожалуй, - согласился Павел.
- Следовательно, нам нужно торопиться. - Владимир Николаевич прошел по кабинету и остановился напротив Бычагина. - Эта машина превосходит в скорости все поршневые самолеты. Мессершмитт собирается вооружить ее скорострельными пушками. Новые самолеты могут стать опасными, особенно для тяжелой авиации союзников.
- Да, этот перехватчик, наверное, будет с успехом сражаться с "Ланкастерами" и "летающими крепостями", - проговорил Павел.
- Мы разрабатываем принципиально другой реактивный самолет, но нас, конструкторов, интересуют в "Штурмфогеле" некоторые узлы. - Бычагин перетасовал фотографии и обернулся к Павлу. - А почему на машине нет опознавательных знаков? Крестов на крыльях и свастики на стабилизаторе? Только цифры на фюзеляже.
- У Мессершмитта есть такая привычка: пока он не запустит самолет в серию, пока машина экспериментальная - никаких крестов и свастик.
- Вот нам и нужно сделать все возможное, чтобы "Штурмфогель" остался без свастики, - сказал Зяблов и папкой с надписью "Март" придавил раскиданные на столе снимки "Ме-262". - А пока, Семен Феоктистович, возвращайтесь на завод и ждите нашего вызова. Попрактикуйтесь в ночных прыжках с парашютом. Подзубрите немецкий...
