— Ваши рассуждения меня не удовлетворяют, садитесь!
Подошла очередь Перекрестова. Видимо, Каганович еще до совещания основательно потрепал ему нервы. Обычно находчивый, остроумный, на этот раз наш командир ко всеобщему удивлению терялся и путался.
Наблюдая за ходом совещания, за поведением Кагановича, я никак не мог понять, почему этот человек, облеченный высоким доверием партии, так нетактично ведет себя с фронтовиками. Создалось впечатление, что его больше интересует эффект от собственных грубых и плоских острот, чем дело, в котором ему поручено разобраться. После каждой реплики он оглядывал нас, словно говоря: вот, мол, я какой умный, смотрите на меня и чувствуйте всю важность момента!
Окончательно сбитый с толку очередной репликой, Перекрестов так ничего существенного и не сказал. Каганович поднялся и, стуча кулаком по столу, обрушился на него с дикой бранью, назвал основным виновником неудач, а всех офицеров штаба обвинил в трусости.
В течение всего совещания Масленников не проронил ни слова и даже не поднял головы.
Меня Каганович не спрашивал. Я все же посчитал, что совещание в такой форме не вскрыло истинных причин неудачи и попросил слова.
— Мы спешим, — резко ответил Каганович, но Масленников что-то шепнул ему и он разрешил: — Ладно, говорите, только покороче.
Я сказал, что оправдываться мы не вправе, что все несем какую-то долю ответственности за неудачи боя, но зачем же обзывать нас бездельниками и трусами.
Масленников поднял голову и одобрительно посмотрел на меня. Опасаясь реплики, я быстро продолжал:
— Нельзя не считаться и с некоторыми объективными причинами. Штаб корпуса имел недостаточно времени на подготовку, особенно если учесть, что соединения приданы были нам за несколько дней до наступления. Дождь и распутица серьезно вмешались в наши планы, вовсе лишив возможности использовать танки. Они же не позволили артиллерии поддерживать пехоту колесами.
— Все? — нетерпеливо перебил меня Каганович. — Ничего не скажешь, из вас бы хороший адвокат вышел. — И вдруг неожиданно спросил: — А как вы думаете, Мельников соответствует должности начальника штаба?
— Мельников — толковый офицер и хорошо справляется с работой.
— А Перекрестов? — к большому удивлению всех бесцеремонно спросил Каганович.
— Лучшего командира корпуса и не представляю. Полковник Перекрестов с первого дня войны на фронте, он храбрый и опытный начальник. Мы, все его подчиненные, уважаем комкора и считаем для себя честью, служить под его руководством.
— Хорошо, учтем ваше мнение! — с явной иронией ответил Каганович и направился к выходу.
Скоро корпус взял Ардон, и почти без потерь. Пригодились уроки ноябрьского наступления.
Пришли радостные вести об окружении и разгроме 22 дивизий Паулюса. Это еще больше подняло боевой дух советских войск. Резко изменилась в нашу пользу обстановка на всем южном крыле советско-германского фронта.
Но Гитлер с присущим ему фанатизмом продолжал на что-то надеяться и приказал командованию группы армий «А» удержаться на Кавказе. «Берега Терека, — писал он в одном из своих приказов в декабре 1942 года, — изобилующие населенными пунктами, — наиболее благоприятный зимний рубеж, который нужно во что бы то ни стало отстоять для покорения Кавказа весной».
Однако ничто уже не могло остановить победного шествия наших войск. В начале января сорок третьего года 3-й корпус совместно с другими соединениями участвовал в освобождении Моздока и Малгобека. Бригады успешно форсировали реку Терек и начали развивать наступление в направлении Прохладной, когда поступил приказ о передаче нас в состав Черноморской группы войск Закавказского фронта.
Готовилась одна из основных операций против немецко-фашистских войск на Северном Кавказе. Южному и Закавказскому фронтам предстояло встречным ударом на Тихорецкую окружить и затем разгромить группу армий «А».
* * *
Произошли изменения в нашем управлении. Полковник Перекрестов получил в командование другой корпус, а нашим командиром стал генерал-майор Сергацков. Корпус подчинили 46-й армии.
Еще в январе эта армия пыталась освободить Новороссийск, но безуспешно. Противник превосходил ее и численностью войск, и количеством техники. Теперь сил у нас прибавилось, надо только хорошо подготовиться.
И вот началось наступление. Войска Южного фронта, особенно 5-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта М. М. Попова и 2-я гвардейская армия под командованием генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского, успешно продвигались в направлении на Ростов и Тихорецкую. Северная группа войск Закавказского фронта, преобразованная в самостоятельный Северо-Кавказский фронт, нанесла поражение 1-й немецкой танковой армии и освободила обширные районы Кавказа.
Только наша Черноморская группа топталась на месте. Сказывались результаты задержки с переброской корпусов из-под Орджоникидзе. Немалую роль сыграла также зимняя распутица. На побережье потеплело, а в горах стоял мороз, свирепствовали бураны. Отроги Главного Кавказского хребта покрыли многометровые слои снега. Снегопады в горах и разлив рек в долинах затрудняли передвижение войск, доставку боеприпасов. Подлинный героизм проявили бойцы наших инженерных частей и тысячи жителей побережья, строившие новые дороги, расчищавшие горные перевалы.
8 февраля Черноморская группа была передана в состав Северо-Кавказского фронта. Командование провело перегруппировку, в результате которой 46-я армия отодвигалась вправо. Марш в целом прошел благополучно. Только в последний день, когда нужно было проскочить перевал Кабардинка, нас чуть не затерло.
Дело в том, что через перевал шла единственная дорога, питавшая всю армию. Она очень узкая, и движение по ней одностороннее. Если нужно было, например, пропустить транспорт и войска от моря, то подводы и машины, шедшие в обратном направлении, задерживались внизу. Но ведь не все дисциплинированны. Многим из водителей хотелось изловчиться и проскочить без очереди. А это создавало «пробки». Днем в хорошую погоду и то рассосать их удавалось не сразу, в дождливую же и ночную пору возникали многочасовые задержки.
Генерал Сергацков поручил мне подняться на перевал и организовать регулирование движения корпуса. Прибыл туда заранее, согласовал с начальником перевала и его регулировщиками время прохода. Но с вечера похолодало, ночью выпал снег, а утром поднялась пурга. Корпус начал подъем в трудных условиях.
Днем пурга еще больше разыгралась. Ветер сбивал людей с ног, его порывы приподнимали автомашины, грозя сбросить их под откос. Только на вторые сутки перевалил через гору хвост нашей колонны.
