образом укрепить бизнес Эри по перевозке грузов на фермы. Взяв пример с Джеймса МакГенри, британского финансиста, который владел акциями Erie и был также президентом Atlantic & Great Western Railway, Гулд понял, что резкое снижение стоимости гринбека по отношению к золоту будет стимулировать американский сельскохозяйственный экспорт, сделав западную пшеницу и зерно, не говоря уже о южном хлопке, относительно дешевыми для покупки на иностранных рынках, базирующихся на золоте, и более выгодными для продажи американскими фермерами (получавшими гринбеки за свои урожаи). С другой стороны, как сказал Гулд Корбину за несколько недель до их круиза с президентом, если правительство сделает что-нибудь для укрепления гринбека (например, увеличит продажи золота из Федерального резерва, как это было в мае), то в долгосрочной перспективе американские посевы останутся неубранными, фермеры разорятся, товарные вагоны будут простаивать, а экономическая депрессия захлестнет страну.
Гулд обеспечил преданность Корбина экономическому национальному благу (то есть росту цен на золото), предоставив ему счет (записанный на имя его жены), содержащий сертификаты на 1,5 миллиона долларов в золоте без маржи. С этого момента Корбин (точнее, его жена) получал прибыль в размере 15 000 долларов на каждый 1 доллар роста цены золота в долларах США. В начале июня, вскоре после того, как счет материализовался на имя сестры Гранта, Гулд отправил Корбина в Вашингтон, чтобы тот пролоббировал своему шурину необходимость ужесточения предложения золота. И вот теперь, когда вечером 15 июня «Провиденс» отчалил от Манхэттена, а Гранты расположились в номере для новобрачных на корабле, Гулд приготовился лично доказать свою правоту.
После прекрасного ужина, за которым последовали виски и сигары, Гулд затронул тему федеральной политики в отношении золота с Грантом и секретарем Бутвеллом. «Президент был слушателем», — вспоминал Гулд для следователей конгресса. «Другие джентльмены обсуждали. Кто-то был за то, чтобы Бутвелл продал золото, а кто-то был против. После того как все они обменялись мнениями, кто-то из них спросил президента, каково его мнение». Позднее Гулд рассказывал, что был раздосадован, когда Грант проигнорировал его тщательно продуманные аргументы в пользу повышения цены на золото. Грант, к большому удивлению Гулда, выступил в защиту надежных денег и упорядоченности золотого стандарта. «В процветании страны есть определенная доля фиктивности», — сказал Грант, добавив, что «этот пузырь можно с тем же успехом надуть как одним, так и другим способом». Это замечание, как позже заметил Гулд, «ударило по нему и его союзникам» «как мокрое одеяло». Как вспоминал Гулд, «я высказал свое мнение, что если бы эта политика проводилась в жизнь, она привела бы к огромным бедствиям и почти к гражданской войне; она вызвала бы забастовки среди рабочих, и мастерские в значительной степени пришлось бы закрыть„…Я придерживался мнения, что правительство должно оставить золото в покое и позволить ему найти свой коммерческий уровень; что, по сути дела, оно должно способствовать росту золота осенью“. Грант оставался непоколебим до конца поездки, и, как позже сказал Гулд, „из этого разговора мы сделали вывод, что президент был сторонником сокращения“. [281]
С типичной стойкостью Гулд продолжал осаду главы администрации. Вернувшись в Нью-Йорк 18 июня, Грант посетил спектакль „Перикола“ Жака Оффенбаха в театре Фиска на Пятой авеню, причем Грант делил ложу Фиска с Гулдом и Корбинами. Во время антракта Джей говорил только о золоте. Еще несколько раз тем летом, когда Грант оставался ночевать в доме Корбинов, Гулд брал за правило появляться с портфелем, полным данных, доказывающих необходимость здоровой инфляции. В конце концов, в начале августа раздосадованный Грант сказал дворецкому Корбина, чтобы тот прогнал Гулда, если тот появится, потому что президент Эри „постоянно пытается что-то от него добиться“. [282]
Однако Гулд все же добился некоторых успехов. Когда в конце июня освободилась должность помощника федерального казначея в Нью-Йорке, Гулд через Корбина успешно пролоббировал назначение бригадного генерала Дэниела Баттерфилда, отставного офицера времен Гражданской войны (и бывшего восточного управляющего American Express Company), которого сегодня помнят как композитора „Тапса“. Баттерфилд был вторым кандидатом Гулда на эту должность. Первым был зять Корбина, Роберт Б. Кэтервуд, который, очевидно, снял свою кандидатуру с конкурса, узнав о неправомерности того, что от него ожидалось. „Я убедился, что не смогу заполнить этот счет, — говорил Кэтервуд будущему президенту Джеймсу А. Гарфилду, председателю комитета Палаты представителей, изучавшего золотые спекуляции Гулда, — поскольку было понятно, что если я займу эту должность, Гулд, Корбин, я и другие займутся некоторыми операциями, такими как покупка золота и акций, и что мы будем делиться и делиться одинаково“. [283] Баттерфилд, не страдавший от угрызений совести Кэтервуда, приступил к работе в качестве помощника казначея 1 июля. Его новая должность обязывала Баттерфилда выполнять все поручения по операциям Казначейства США на нью-йоркском рынке. Таким образом, Баттерфилд по определению должен был быть вторым человеком после самого секретаря Бутвелла, который должен был знать о любых действиях Казначейства США в отношении золота. Вскоре Гулд предоставил Баттерфилду „кредит“ в размере 10 000 долларов, который никогда не должен был быть возвращен. Он также открыл для Баттерфилда бесприбыльный золотой счет, как и для Корбина, хотя Баттерфилд впоследствии отрицал это.
К середине июля цена на золото составляла 136 центов и стремилась вниз. Казалось, что это движение вниз продолжится, даже несмотря на то, что Бутвелл, изучивший прогнозы Министерства сельского хозяйства, прогнозировавшего небывалые урожаи, и в то же время отметивший резкое снижение экспортных поступлений зерна из порта, предпринял шаги по укреплению цен на золото, сократив государственные продажи. Две недели спустя, в начале августа (пока Фиск вел войну за A&S), Гулд купил контрольный пакет акций нью-йоркского Десятого национального банка, многие акции которого он вскоре передал Фиску и нескольким другим коллегам из Erie и Tammany. Отныне Десятый национальный банк предоставлял Гулду более чем достаточную линию необеспеченного кредита для его золотых спекуляций, даже выдавая сертифицированные чеки на средства, которые еще не были размещены на депозите. Тем временем Гулд сформировал пул, в который вошли несколько брокеров и инвесторов с Уолл-стрит, включая Артура Кимбера, У. С. Вудворда, Рассела А. Хиллса, Джеймса Эллиса, Х. К. Эноса, Эдварда К. Уилларда и Чарльза Куинси.
Фиск, однако, сначала отказался. Оставляя Гулда при своем плане, Фиск сослался на кажущуюся неуступчивость и неконтролируемость Гранта. Хотя Фиск по-прежнему был готов помочь своему партнеру всем, чем мог, на первых порах он не вкладывал в дело собственных денег. „Эта штука стала казаться мне пугающей“, — скажет он позже. [284] Действительно, учитывая множество диких карт в игре, кажется удивительным, что обычно осторожный Гулд, всегда стремившийся
