И к тому же, удастся ли кому-нибудь другому добиться успеха, если его не добился он сам? И Эванс, подобно скупому рыцарю, держал свои сокровища под спудом, не допускал к ним других. Человеческая слабость? Да, но не только. Черты характера, выработанные обществом, где каждый стремится к собственной славе и выгоде, порожденные капиталистическим образом жизни.
Мог ли думать умудренный опытом Эванс, что тайна табличек с критским письмом будет открыта не его коллегой, убеленным сединой профессором, а новичком в науке архитектором Майклом Вентрисом?
С четырнадцати лет, когда Майкл впервые посетил лекцию Эванса, организованную для школьников, он лелеял мечту прочитать таинственные критские письмена. Когда после смерти Эванса в 1952 году было опубликовано собрание кносских надписей, а незадолго до этого осуществлена публикация пилосских надписей, в распоряжении М. Вентриса и других ученых оказались необходимые материалы для работы.
Майкл Вентрис, прошедший школу второй мировой войны, был лишен качества, столь ярко выраженного у Эванса, — индивидуализма, неверия в коллективный опыт. Придя к выводу, что записи на кносских и пилосских табличках сделаны каким-то видом слоговой письменности, притом на греческом языке, М. Вентрис и его сотрудник Дж. Чадвик стали знакомить ученых других стран со своими выводами, представляя в их распоряжение даже неопубликованные материалы. В этом сказались доброта и щедрость гения, обладающего счастливым свойством не замечать зависти, встречающейся в научной среде.
Среди корреспондентов М. Вентриса был и замечательный советский ученый Соломон Яковлевич Лурье, о деятельности которого можно было бы написать целую книгу. С. Я. Лурье не только поддержал М. Вентриса, но, основываясь на новых документах, сделал ценный вклад в изучение экономики и общественного строя микенской Греции.
С. Я. Лурье, обладая талантом популяризатора, увлекательно рассказал о расшифровке линейного письма «Б» в книге «Заговорившие таблички», вышедшей в Детгизе в 1959 году.
Самым замечательным открытием и была расшифровка текстов, найденных в Кноссе и Пилосе.
Древнейшие греческие алфавитные надписи датируются VIII веком до нашей эры. Примерно в то же время были написаны «Илиада» и «Одиссея». Герои этих поэм, очевидно, не знали письменности. Поэтому казалось вполне естественным, что во время раскопок в XIX веке Микен, Тиринфа и других центров эгейской культуры не было найдено никаких следов письменности.
Когда в начале нашего века Эванс нашел в Кноссе таблички с какими-то записями, ученые объяснили это тем, что в Кноссе жили в то время не греки. Эванс разделил все памятники критской письменности на три большие группы: а) иероглифическую (рисунчатую), которая существовала в начале II тысячелетия до нашей эры; б) линейную письменность «А», существовавшую в середине того же тысячелетия, и в) линейную письменность «Б», памятники которой он датировал XV веком до нашей эры, то есть до завоевания греками Кносса.
Представьте себе, каково было удивление ученых, когда Блеген и Куруниотис нашли в Пилосе, то есть в Греции, притом в слоях конца XIII века до нашей эры, таблички со знаками письменности линейной «Б». Ведь в то время в Пилосе несомненно уже жили греки.
Открытие тайны глиняных табличек Эгейского бассейна имеет величайшее, значение для науки. Начало египтологии как отдельной отрасли знания принято относить к 1822 году, когда молодой французский ученый Ф. Шампольон расшифровал египетские иероглифы и стало возможным читать египетские папирусы. Началом ассириологии по тем же причинам считают 1857 год, когда были прочитаны неизвестные до той поры таблички с клинописным текстом. Недавнее открытие Вентриса стоит в одном ряду с расшифровкой египетских иероглифов и ассиро-вавилонской клинописи.
Что же нового узнали ученые из записей, сделанных три с лишним тысячи лет тому назад писцами Кносса и Пилоса? В расшифрованных текстах речь идет об отрядах рабынь и рабов, посылаемых на ту или иную работу, о выдаче им продовольствия, о заданиях кузнецам по изготовлению оружия, о распределении посевного зерна, о жертвоприношениях богам, о формировании военных отрядов, о стадах крупного и мелкого скота. Это все документы административно-хозяйственного учета. Если лопаты археологов вскрыли развалины микенских дворцов, то записи пилосского архива показали, как велось хозяйство этих дворцов, какие там были порядки, кто в них работал, как учитывался их труд.
Пилосскиё и кносские таблички подтвердили вывод советских ученых, сделанный задолго до расшифровки линейного письма «Б» во время дискуссии 1940 года. Расшифрованные тексты показали, что дворцовые хозяйства обслуживались в основном отрядами рабынь и рабов. Кроме того, немало «божьих рабов» и «божьих рабынь» арендовало участки земли в Пилосе.
Из открытия Вентриса стало ясно, что письменность у греков существовала не только с VIII, а с XV века до нашей эры, следовательно, на целых семьсот лет раньше. Это такой же скачок, как если бы мы, зная русскую историю от битвы при Бородине, вдруг раздвинули ее рамки до времени основания Москвы.
В книге М. Мейеровича иногда употребляется термин «доисторические» племена и народы. Такой термин был тогда принят. В наши дни буржуазные историки так называют племена и народы, не знавшие письменности. В этом определении заключен оттенок презрения. Советские ученые считают, что все народы мира — независимо от того, знают ли они письменность, — имеют свою историю и, следовательно, являются «историческими» народами. Поэтому микенских греков даже до расшифровки их письменности не следовало называть доисторическими.
Однако находки архивов Кносса и Пилоса доказали, что вообще неправильно все ставить в зависимость от одной только письменности. Подумайте сами: греки знали письменность во II тысячелетии, затем она исчезла на четыре столетия, до начала VIII века до нашей эры, когда у них появилось, на сей раз уже не слоговое, а алфавитное письмо. Неужели же греки были сначала «историческим», потом «доисторическим», а затем снова «историческим» народом? Разумеется, нет. История длилась непрерывно, менялись только источники наших сведений об отдельных периодах этой истории.
В книге рассказ о раскопках Микен заканчивается на вскрытии шахтовых гробниц внутри священной ограды и сообщается, что кроме пяти гробниц, найденных Шлиманом, несколько позже греческим археологом Стаматаки была обнаружена в той же ограде шестая могила. Накануне первой мировой войны раскопки в районе Микен начал вести английский археолог А. Уэйс. Однако ему помешали сначала военные действия, а затем самоуправство Эванса, запретившего ведение раскопок в Микенах. Поэтому только в самые последние годы были возобновлены археологические работы в столице Агамемнона. Эти работы неожиданно увенчались величайшим успехом. В 1952–1954 годах в этом районе была открыта вторая священная ограда с несколькими новыми шахтовыми могилами, которые по времени предшествуют открытым Шлиманом гробницам.
