В.К.: Ну, что ж, это только еще раз подтверждает, что Пушкин вполне осознанно шел на смерть. Николай Яковлевич, а почему вы считаете, что ни один ученый совет не рискнул бы провести вашу защиту? По-моему, логика вашего анализа безупречна.
Н.П.: В том-то и дело, что с опубликованием «Игры» начинается другая логика. Я точно знаю, что на книгу профессиональными литераторами были написаны развернутые рецензии в «Труд» и «Литературную газету», но и там, и там рецензии зарубили. Сначала я не понимал, почему, а после некоторых событий понял, что это закономерно.
В январе месяце ко мне обратилась группа сотрудников Института мировой литературы (ИМЛИ РАН) с предложением провести у них семинар с обсуждением моей книги, которая их очень заинтересовала. Я согласился с условием, что будет приглашено телевидение. Мы договорились на 19 февраля, я дал им штук тридцать экземпляров книги, чтобы побольше народа прочли и приняли участие в обсуждении, и договорился на телевидении. За три дня до назначенного срока мне позвонил из ИМЛИ сотрудник, назвавшийся руководителем отдела, и сказал, что он прочел книгу с огромным интересом, что обсуждение, конечно же, проводить надо, но что они просят перенести дату семинара на несколько дней, чтобы как можно большее число сотрудников успели прочесть книгу. Я сказал, что у меня могут возникнуть сложности с телевидением, но что я постараюсь передоговориться. Он должен был позвонить мне, чтобы окончательно определить дату. У нас на дворе – конец мая, а я так и жду звонка.
В.К.: Я догадываюсь, что там произошло. Но что вы сами-то знаете об этом, коли уж вы считаете, что эти события закономерны?
Н.П.: Мне рассказали, что объявления о семинаре, которые расклеили сотрудники, с самого начала договаривавшиеся со мной, в институте срывали, а 15 февраля, накануне звонка упомянутого «руководителя отдела», председатель пушкинской комиссии B.C. Непомнящий на заседании комиссии заявил, что этот семинар проводить нельзя, потому что моя книга вредна.
В.К.: Какая прелесть! А костерок из ваших книг он не предложил развести?! Но знаете, вы меня не удивили. Я даже теперь могу с некоторой гордостью процитировать самого себя – из статьи в «Новых известиях» двухлетней давности, где речь шла о книге А.Н.Баркова «Прогулки с Евгением Онегиным»: «Однако самая серьезная наша проблема, которую обнажает Барков, – это наши чиновные пушкинисты. Его исследования убийственны для них в открытой дискуссии, и потому его открытия будут замалчиваться – точно так же, как долгие годы замалчивались открытия пушкиниста Александра Лациса». Похоже, вы попали в дурную компанию!
Н.П.: Ну, попасть в такую компанию для меня – честь! Замечательную книгу Лациса я прочел с наслаждением, а перед Барковым я просто снимаю шляпу…
В.К.: К сожалению, он не сможет это увидеть: Альфред Николаевич скончался 4 января этого года.
Н.П.: Вот это – большая потеря для всех нас. Должен сказать, его «Прогулки с Евгением Онегиным» – самая серьезная книга о Пушкине, какую я когда-либо читал. Я не филолог и не берусь судить о ее теоретической части, но все остальное – просто блистательное пушкиноведческое исследование! Я думаю, что книги и Баркова, и Лациса необходимо издавать массовыми тиражами.
В.К.: Да, я тоже так считаю. И думаю, что эти книги вместе с вашей в конечном итоге изменят ситуацию. А для кого еще, кроме Непомнящего, «вредна» «Последняя игра»?
Н.П.: Получается, что для всей современной пушкинистики, которая трактует последний период жизни Пушкина так, будто он не был ни проницательным, ни умным человеком, что его легко было обмануть и что он был игрушкой в руках царя и света. Да и вряд ли наши пушкинисты согласятся с моим выводом о том, что свободолюбивые помыслы Пушкина не простирались дальше свободы дворянства. Его идеалом был просвещенный абсолютизм, при котором монархия дает человеку право быть личностью при условии, что эта личность не покушается на основы государственного строя. И в эту морально-политическую ловушку он сам же и попал.
В.К.: И с таким криминалом вы хотели выступить в ИМЛИ! Не могли же они позволить вам заниматься распространением подобных взглядов в их цитадели и разрушать единодушие сотрудников, которое они так блюдут!
Н.П.: Ну, положим, от этого «единодушия» уже мало что осталось, поскольку семинар мы на квартире одного из сотрудников, пусть и в отсутствие телевидения, но все же провели.
В.К.: Как прошел семинар? И были ли санкции в отношении сотрудников за их «диссидентство»?
Н.П.: С семинаром все в порядке, было человек 15, обсуждение было достаточно интересным; что же касается санкций, то, кажется, ничего такого не было, поскольку в ИМЛИ никто не заинтересован выносить сор из избы. Они предпочитают всеми силами мою книгу замалчивать.
В.К.: Да, я в этом уже убедился, их тактика именно такова, но, думаю, они обречены. Их сегодняшний страх понятен, у них почва под ногами горит. А как только найдутся издатели для книг Лациса и Баркова, все их искусственные построения просто рухнут. Каковы ваши дальнейшие планы – я имею в виду, в пушкинистике?
Н.П.: Я сейчас работаю над расширенным вариантом «Последней игры». Многое туда не попало из-за ограничений в объеме, которые я с самого начала перед собой поставил, а в истории дуэли и смерти Пушкина чрезвычайно важны и нюансы.
В.К: Ну, что ж, успехов вам в вашей «вредоносной» деятельности!
II
Пушкинисты, будучи вынужденными отвечать на вопросы корреспондента ОРТ, опросившей тех, кто был упомянут в нашем с Петраковым разговоре, в день рождения Пушкина высказались на телевидении по поводу интервью в РК (Л.Аринштейн, Н.Скатов и И.Сурат). Одновременно, уже после публикации интервью, я обнаружил в «Вопросах литературы» свежую рецензию Б.Сарнова на книгу Петракова – «Тамара ему, конечно, изменила» (2004, № 2), написанную в совершенно недопустимом для литературной полемики тоне. Понимая, что после публикации в РК он вряд ли пойдет на дискуссию, но, учитывая, что в свое время Сарнов написал похвальную рецензию на рукопись книги А.Лациса «Верните лошадь!» (М., 2003), чем поспособствовал ее изданию, я все-таки позвонил ему и предложил дать интервью по поводу книги Петракова «Русскому Курьеру». Сарнов сказал, что если уж он о чем-нибудь пишет, то делает это наилучшим образом, и в дальнейшем у него уже не возникает необходимости говорить о том же. Этот ответ вполне удовлетворил меня, развязав мне руки, и я ответил и пушкинистам, и рецензенту «Вопросов литературы» статьей «Демоны русской пушкинистики» (РК, 2 июля 2004 г.):