Оказывается, бандиты проверяли автомат, выстрелили вверх, в люк автобуса.
Каждая ходка Бочкова и Шереметьева — вызволенные дети. Двое, четверо, шестеро… всего десять человек. Заложниками оставались одиннадцать мальчишек вместе с учительницей Натальей Ефимовой.
Долго обсуждалась процедура пересадки из автобуса в самолет. Наконец, казалось бы, решение принято…
Зайцев: Павел, я хотел бы уточнить некоторые вопросы. Мы с тобой определились, что дети идут до самолета, становятся в две линейки у трапа и вы в это время поднимаетесь на борт. Так?
Якшиянц: Знаете, что я вам скажу. В дальнейшем вы представьте все это нам делать. Так будет спокойнее. Потому что можно придумать и другие хитрости.
Зайцев: Павел, мы же с тобой договорились основательно. Все, что вы просили, мы сделали, требования выполнили. Ты согласен со мной?
Якшиянц: Я согласен с тем решением, которое я принял.
Зайцев: Павел, мы с тобой так не договаривались.
Якшиянц: Мы договаривались, что дети останутся здесь.
Зайцев: Правильно, будут стоять у входного люка в две шеренги. Так или нет?
Якшиянц: Был такой момент. Но ситуация изменилась…
Зайцев: Павел, давай, раз уж определились, будем держать слово.
Якшиянц: Почему не даете с женой попрощаться по рации?
Зайцев: Ее нет, она уехала домой, к ребенку.
Якшиянц: Понятно…
Зайцев: Павел, как мы все-таки определимся с детьми? Давай оставим вариант, который обговорили?
Якшиянц: Вы считаете, он самый безопасный?
Зайцев: Но мы же договорились, что будем поступать таким образом. Дети выстроятся у самолета, вы пройдете, а дети уйдут к нам.
Якшиянц: Так и будет. Только часть детей останется в автобусе.
Зайцев: Повтори, я тебя не понял.
Якшиянц: Часть детей останется в автобусе.
Бандит обманул. За одиннадцать часов переговоров он не раз клялся в честности, вспоминал Родину, честь, жену, дочь, но обманул нагло и коварно. Вместе с экипажем заложниками вновь оставались дети.
Террористы проводили детей в самолет, прикрываясь ими на случай нападения. В самолет заходили так: сначала летчик, потом ребенок, а уж за ним бандит. Не забыли Шереметьева.
Последним поднялся на борт Муравлев. Произвел салют из обреза в воздух и дико захохотал от радости.
Бандит Герман Вишняков, по-хозяйски оглядев самолет, сказал, что знаком с машиной, в прошлом служил в десанте, прыгал с парашютом.
Еще один, не говоря ни слова, прошел в хвост самолета и занял там боевую позицию.
И тут новое требование Якшиянца: Шереметьев должен остаться в самолете заложником вместо детей.
Зачем это сделали бандиты, остается только гадать, ведь в заложниках у них недостатка не было. Может, ждали, что сорвется офицер КГБ. За время их общения Якшиянц без конца тыкал Шереметьеву в грудь оружием, грубил, дерзил. Но Евгений Григорьевич молча делал свое дело, старался казаться спокойным, сдержанным, невозмутимым. И на сей раз он только до боли сжал зубы, сказал, мол, сходит в штаб, доложит, и назад с ответом.
Ухмыльнулся бандит:
— Утебя что, шеф, жены нет, детей, родителей? А может, утебя две жизни?
В штабе, услышав об этом, дали прямой провод на Москву, на комитет. Оттуда передали: в данном случае приказать не могут. Что ж, пришлось идти без приказа. Понимал, иначе бандиты не отпустят детей.
Когда поднимался на борт, у входа стоял вооруженный Муравлев. Не оборачиваясь, быстро зашептал:
— Как отец, а? Как? Что еще говорит?
— Одумайся, пока не поздно. Не позорь фамилии.
— Поздно. Передайте, пусть простит, если сможет. Шереметьев прошел в салон, кивнул Якшиянцу на детей, которые, словно стайка испуганных воробьев, жались к учительнице.
— Финтишь, Паша. Обещал же пацанов на земле оставить. Отпусти!..
— Ты Тамару приведи, тогда отпущу. Без нее взлета не будет, и дети тут останутся.
Что ответить бандиту? Даже если бы и можно было высказать все в лицо, где же найти такие слова? Как определить глубину человеческого падения? Да и человек ли перед ним? По виду вроде смахивает: голова, ноги, руки, а по нутру — зверь, монстр, исчадие ада.
Но кто бы он ни был — надо идти уговаривать Тамару Фотаки, жену Якшиянца. Вновь Тамару просили Пономарев, Зайцев, Шереметьев. Не соглашалась, отказывалась. "Я не хочу к нему возвращаться. Ненавижу! " Больше часа прошло с тех пор, как покинул борт Евгений Григорьевич. И вот, наконец, жена Якшиянца возвращается с ним в самолет. Павел отводит ее в конец салона, что-то возбужденно говорит, объясняет. Тамара тоже не молчит, просит отпустить детей.
— Черт с тобой! — орет бандит и подбегает к Шереметьеву: — Молись, твоя взяла. Выгружай детей.
Наташа с Тамарой начинают спускать на землю вконец измученных ребятишек. Внизу их принимает Бочков, другие сотрудники группы. Подходить чекистам к трапу опасно, поэтому они стояли с другой стороны самолета, так и считали спускающихся детишек. Один, два… пять… одиннадцать. Последней сошла учительница.
Наступило временное облегчение. За много часов тяжелейшей психологической дуэли — первая победа. Все дети живы, вырваны из рук мясника. На борту в качестве заложников остались экипаж и Женя Шереметьев. Но они — взрослые, закаленные люди, бывавшие не раз в переделках, они выдюжат. Теперь с бандитами говорить попроще.
"Альфа" была готова к штурму. Группа захвата, засевшая в пожарном депо, находилась там почти сутки. Ребята были в любую минуту готовы пожертвовать собой, чтобы уничтожить бандитов, освободить заложников. Однако пока не пришло их время.
Бочков принес к трапу самолета три мешка денег. Якшиянц все больше нервничал, грозил, тыкал пистолетом в лицо Шереметьеву. Он никак не мог поверить, что операция удалась, их выпустят, они взлетят.
Запущены двигатели. Якшиянц мечется по салону. Шереметьев опускается на пол самолета. Пистолет в грудь, команда: "Руки за голову!" Евгений Григорьевич повинуется. Но вот в проем двери влетает мешок с деньгами. Бочков кричит снизу:
— Павел, отдай Шереметьева!
— Гони «бабки»!
Еще один мешок падает к ногам Якшиянца.
— Всему есть мера терпенья, слышишь? Давай Шереметьева!
— Еще мешок! — требует бандит.
Когда на борту оказываются все три мешка, он выглядывает в дверь:
— Не хочет Шереметьев выходить, понял!
— Ах ты, подонок! — взрывается Бочков. — Да тебе, сволочи, вообще верить нельзя. Веди мне Шереметьева, я с ним поговорю.
Бандит растерялся. За полсуток увещеваний так с ним никто не разговаривал. Шереметьева вытолкнули к дверям, Бочков и Кирсанов приняли его внизу.
Все ушли, у самолета остался один Бочков. Присутствие его у трапа нервировало бандитов, они боялись штурма. На этом Бочков и сыграл. Через члена экипажа передал требование: соблюдать договоренность, вернуть автомат.
