Песня, стихи, неторопливый, вдумчивый разговор, а потом опять баян на колени — и «Русскую»! Веселая музыка подогревает настроение ребят. Командир уже готов пуститься в пляс, но телефонный звонок останавливает его. Мясников берет трубку, слушает, произносит краткое «Есть!». Отойдя от телефона, он объясняет нам, что через десять минут, как о том сообщили из штаба, снежный заряд иссякнет. Штурмовики под прикрытием истребителей пойдут на выполнение боевого задания.
— По самолетам!
Быстро пустеет землянка (кстати, это наша третья по счету фронтовая землянка). В какой-то момент я остаюсь в ней один. Но мне не сидится. Выхожу на берег Волхова. Он скован льдом. Ветер развеял снег. Лед отполирован как зеркало. Глядя на реку, я думаю о Новгороде, стоящем на ее берегах, о захваченном врагами Новгороде. Неужели он, как и Петергоф, весь в руинах?..
Возвращаюсь домой, обдумываю план очередного номера «боевого листка». Хочется сделать его как можно более ярким и интересным. Пока мне нельзя летать, времени для «боевого листка» будет у меня достаточно.
Идут день за днем, и каждый приносит с собой какое-либо важное событие.
Войска Южного фронта выбили фашистов из Ростова-на-Дону. Войска Волховского фронта взяли город Тихвин. 13 декабря радио сообщает о грандиозном наступлении наших войск под Москвой.
Приятно видеть, как повеселел Сергей Сухов. Еще бы! 16 декабря освобожден его родной Калинин. Матвей Ефимов в свободное от полетов и дежурств время буквально не отходит от карты. Старательно переставляет он на ней флажки, обозначая освобожденные города и даже сравнительно небольшие населенные пункты, Эх, на Можайск бы ударили! — разглядывая карту, мечтательно говорит Ефимов. — От него и Вязьма не далеко. От Вязьмы до нашего Ярцева рукой подать. А там и родной Бережок рядом.
— А ты, Матвей, в Ставку напиши, — шутя советует Сухов. — Мол, так и так, мы, смоляне, просим...
Ефимов старше Сухова на шесть лет. Он командир звена. Сергей летает в паре с Матвеем с первого дня войны. Большие друзья, они неразлучны ни на земле, ни в воздухе. Сухов умеет дорожить этой дружбой. Он высоко ценит жизненный опыт Ефимова. Известно, что Матвей был комсомольским вожаком колхоза, потом председателем сельсовета. Он прослужил два года в наземных войсках, командовал танковым экипажем. Ко всему тому Ефимов окончил Коммунистический университет имени Свердлова в Москве.
— Тебе бы комиссаром быть, а не летчиком, — говорит иногда Сергей. Но он знает также об огромной любви Матвея к авиации. Эта любовь и привела Ефимова после окончания университета в стены Ейского авиационного училища...
Матвей отмечает на карте маршруты побед нашей армии. И мы все следим за перемещением красных флажков на запад от столицы. Для нас это праздник. А какой подъем вызывает у авиаторов, прикрывающих Ладожскую ледовую трассу, то, что наши войска погнали немцев от станции Вобокайло и города Волхова. По железной дороге Тихвин — Волхов снова текут грузы к ледовой трассе. Не удалось и не удастся противнику окружить вторым кольцом блокады Ленинград!
Мне уже невмоготу сидеть без дела.
— Я здоров! — говорю я доктору.
Но отек ноги еще не прошел, и приговор доктора краток: «Сидеть и не рыпаться!»
Показываю ему, что я уже не только могу ходить, но и бегать. Наконец, шумно возмущаюсь. Но не помогает даже эта мера. Мне напоминают, что в бою летчик вынужден иногда пользоваться парашютом. Приземлиться с больной ногой не так просто: можно вызвать травму здоровой. А это в зимнее время, да еще вдалеке от жилья, означает для человека гибель.
Последнее, что я делаю в доказательство своего выздоровления, производит впечатление. Я забираюсь на сосну и с довольно приличной высоты сигаю вниз. Медицина фиксирует этот факт и сдается.
И вот я летаю в паре с Петром Чепелкиным. Летаем над ледовой трассой. Машин на ней много. Погода стоит плохая, и фашистов в воздухе нет.
Новый год мы отмечаем скромно. 1 января — усиленная готовность с рассвета. Дежурим, сидим в кабинах, а погоды нет и нет. Выбираемся немного размяться. Петр начинает рассказывать мне о девушке, с которой он недавно познакомился.
— Зовут Мотей. Работает медсестрой. Очень-очень хорошенькая. Как-нибудь познакомлю...
— Какой же подарок ты приготовил ей к Новому году? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами, задумывается и весь как бы светится изнутри. Хлопок сигнальной ракеты прерывает наш разговор.
— Воздух! — кричат техники.
Выруливаем, взлетаем. Идем на высоте пятидесяти метров. Кругом белым-бело. Только лес да редкий кустарник помогают ориентироваться в пространстве. Над озером плывем как в молоке. Скорей бы выйти на трассу. Вглядываюсь в беспросветное белое марево и наконец вижу машины. Дорога!
Петр идет рядом, не отстает. Молодец, дело свое знает. По радио ни слова. Раз подняли в такую погоду, значит, над дорогой где-то шныряют фашистские истребители. Между тем автомашины идут и идут. Хотя нет, вот одна из них стоит под углом к направлению движения. На снегу возле нее лежат люди, должно быть пострадавшие от воздушного налета.
Мы с Петром переходим на правую сторону дороги, чтобы не встретиться лоб в лоб с «мессершмиттами», если они пойдут нам навстречу. Но ледовая трасса окончилась. Под нами станция Ладожское Озеро, карельский берег. Разворачиваемся обратно и видим скопление машин. Здесь тоже что-то случилось. Люди машут нам руками в сторону озера. Значит, фашисты только что улетели.
Опять мы идем правее дороги, теперь уже в сторону Кобоны. Забираемся под самые облака, чтобы быть менее заметными. Проходят каких-нибудь две минуты, и под нами поперек трассы курсом на север проскакивает пара фашистских истребителей. Пока мы развертываемся, они исчезают. Прикидываю: вражеские пилоты вряд ли видели нас. Они, должно быть, только что пришли сюда на смену своим предшественникам. При такой плохой видимости «мессершмитты» наверняка будут разворачиваться влево. Летчик-истребитель держит ручку управления правой рукой. Наблюдать и разворачиваться ему всегда удобнее влево, а в сложных метеорологических условиях да еще на малой высоте — тем более. Это значит, что фашисты сейчас выйдут на дорогу около станции Ладожское Озеро, где так много машин.
Даю полный газ, Чепелкин идет рядом. Только бы не упустить их! Только бы не упустить!..
— Вот они, Петро! — кричу я по радио Чепелкину. Между тем пара «мессершмиттов» снижается над колонной грузовиков. Я прицеливаюсь сначала в «мессершмитт», идущий сзади. Но он неожиданно отваливает в сторону и исчезает из виду. Тогда я догоняю ведущего. Он уже дал очередь по одной из автомашин. Открываю огонь. Окутанный черным дымом вражеский истребитель резко отворачивает в сторону, но тут же перевертывается на спину и падает на лед.
