Департамент полиции, игнорируя решение судебной палаты, телеграфировал в тюрьму о «задерживании Баумана в порядке охраны». Жена Баумана поехала хлопотать в Петербург — в департамент полиции и в министерство юстиции. Вскоре она вернулась из Петербурга: ее заверили, что «Бауман будет вскоре освобожден», как только выяснятся «некоторые дополнительные обстоятельства».
«Но, — пишет защитник, — департамент полиции, быстрый на аресты, не особенно торопился исполнить свое обещание относительно освобождения Баумана, я не знаю вообще, был бы освобожден Бауман, если бы не события, страшные для правительства, которые уже не назревали, а властно чертили «на стене» «грозные буквы»{«Н. Э. Бауман (по воспоминаниям его защитника)». «Былое», 1926, № 1, стр. 125–126.}.
Осенью 1905 года вся Россия оказалась охваченной массовым движением рабочих и крестьян. С каждым годом в городах росли стачки, в деревнях развивалось широкое аграрное движение. Громадное влияние на дальнейший ход событий сказала стачка печатников, начавшаяся в Москве 19 сентября. К ней присоединились печатники Петербурга, Киева, Одессы, Смоленска и целого ряда крупных городов центрально-черноземной области Поволжья и Приволжья. Эта стачка вскоре охватила рабочих других профессий, превратилась в общую политическую забастовку. В первых числах октября началась забастовка рабочих и служащих Московско-Казанской железной дороги и с невиданной быстротой охватила весь Московский железнодорожный узел. К московским железнодорожникам с такой же небывалой в истории российских стачек быстротой присоединились железнодорожники всех дорог России. Транспорт оказался парализованным. Прекратились даже перевозки войск. Когда же к железнодорожникам присоединились работники телеграфа и почты, царское правительство увидело всю опасность своего положения. Пролетариат переходил в открытое наступление. Московский комитет партии публиковал в своих бюллетенях: «15 октября. Университет продолжает быть оцепленным войсками… 17 октября. В Межевом институте — общий митинг… 17-го бастовало в Замоскворецком районе 23.900 рабочих»{«Листовки московских большевиков 1905 г.». М., 1941, стр. 224–226.}. Такую же картину рисует в своих воспоминаниях и С. И. Мицкевич:
«…С начала сентября во всех высших учебных заведениях начались народные митинги, не только в Москве, но и во всей России. В Москве в это время было четыре высших учебных заведения (не считая Петровской сельскохозяйственной академии за городом): университет, Техническое училище в Лефортове, Институт инженеров путей сообщения на Бахметьевской и Межевой институт в Гороховском переулке. Все они открыли свои двери для широких масс. Начались в аудиториях лекции, доклады, речи, выступления ораторов разных партий, собрания профессиональных союзов, партийные конференции и совещания. Партийные организации делали то или другое учебное заведение своей штаб-квартирой. Большевики обосновались в Техническом училище…
Много докладов и лекций прочитали на этих митингах члены нашей группы… Вчера в Межевом институте и Инженерном училище состоялось три митинга… Было до тысячи человек»{С. И. Мицкевич. Революционная Москва (1888–1905). М., 1940, стр. 386–387.}.
Положение страны в те исторические дни исчерпывающе освещено товарищем Сталиным:
«Забастовка охватывала фабрику за фабрикой, завод за заводом, город за городом, район за районом. К бастующим рабочим присоединялись мелкие служащие, учащиеся, интеллигенция — адвокаты, инженеры, врачи.
Октябрьская политическая забастовка стала всероссийской, охватив почти всю страну, вплоть до самых отдаленных районов, охватив почти всех рабочих, вплоть до самых отсталых слоев»{«История ВКП(б). Краткий курс», стр. 74.}.
Эта все усиливающаяся борьба рабочего класса и вынудила царское правительство наконец-то освободить политических заключенных. Товарищ Баумана по заключению в Таганской тюрьме М. Сильвин под непосредственным впечатлением своих встреч с Николаем Эрнестовичем писал в «Новой жизни», выходившей в «дни свобод», в конце 1905 года:
«Грандиозность событий повлияла, невидимому, даже на жандармов. Они стали освобождать по 2 и по 3 человека в день, новых привозили все меньше… Мы вспоминали с ним (Бауманом. — M. H.) 1902 год. В то время шла горячая борьба с зубатовщиной, Московский комитет социал-демократов пытался противодействовать монархической демонстрации, организованной Зубатовым перед памятником Александру II. Условия работы были очень тяжелыми, листовки Московского комитета не смогли предотвратить этого затеянного зубатовскими агентами выражения «верноподданнических чувств». А теперь, всего лишь через три с небольшим года, революционная обстановка в корне изменилась: ни полиция, ни жандармерия уже не в силах задержать рабочую массу, рвущуюся на улицы с красными знаменами, флагами, политическими лозунгами.
Бауман был крайне рад развитию событий.
«Какой переворот!..» — говорил он, пока мы гуляли на тюремном дворе, делясь впечатлениями от потрясающих известий, приходивших «с воли»{«Новая жизнь», 1905, № 3, стр. 55.}.
Наконец, под давлением массового движения московских рабочих, требовавших освобождения политических заключенных, Николай Эрнестович 5 (21) октября 1905 года вышел из стен Таганской тюрьмы, где он пробыл с 19 июня (2 июля) 1904 года.
XIV. ПОД КРАСНЫМ ЗНАМЕНЕМ
Бауман вышел из тюрьмы в исключительно напряженные, полные исторических событий дни: разгоралась всероссийская забастовка, рабочий класс открыто выступил на улицы, требуя уж не экономических уступок от предпринимателей, а политических свобод от правительства.
Начавшаяся в Москве 19 сентября забастовка печатников охватила ряд крупных заводов и фабрик.
Николай Эрнестович немедленно связался с Московским комитетом большевиков и был кооптирован в члены этого комитета.
МК большевиков работал в 1905 году весьма напряженно. «В незабываемых событиях 1905 г Москва, московский пролетариат, Московский Комитет большевиков, «один из образцовых комитетов нашей партии», как его назвал Ленин, заняли почетнейшее место. Общую оценку того, какое место заняла Москва в первой русской революции, дал Ленин в следующих словах: «Москва и Петербург поделили между собой честь революционного пролетарского почина».
Всей своей историей московская организация заслужила эту ленинскую оценку.
Несмотря на аресты членов организации и «особенно ее руководящего состава осенью 1904 года (что дало основание охранному отделению доносить в департамент полиции о «полной ликвидации» МК РСДРП), Московский комитет в 1905 году был, Вопреки стараниям охранки, восстановлен и вел напряженную работу. Разрастались, под влиянием общего подъема рабочих масс, низовые организации, насчитывающие в одной только Москве свыше тысячи организованных рабочих-большевиков»{«Листовки московских большевиков 1905 г.». М., 1941, стр. IV.}.
