Да здравствует переход революционных гарнизонов в партизаны!
Не сдадим нашего оружия нашим врагам!
Объединимся в борьбе за единую, великую, советскую Россию!»[37].
Это воззвание сыграло большую роль. Попытки белогвардейского командования разоружить воинские части далеко не всегда оканчивались успешно. Часто солдаты вместе с оружием переходили на сторону революции.
В оперативной сводке Лазо сообщал, что перевезенные на Русский остров егеря сразу установили связь с воинскими частями Русского острова, комитет егерей вошел в состав гарнизонного комитета и, в случае необходимости, выступит по первому требованию. Части русского легиона, батальоны инструкторской школы и артиллерийский дивизион, находившиеся на Русском острове, также подготовлены к выступлению по первому приказу военно-революционного штаба.
Связь с Русским островом поддерживалась с помощью ледокола.
Колчаковцы дали ледоколу распоряжение прекратить работу, чтобы разрушить сообщение между Русским островом и Владивостоком. Узнав об этом, военный отдел обкома партии послал на ледокол своего представителя — товарища Румянцева, который разъяснил команде намерение белогвардейцев изолировать революционно настроенные части Русского острова от внешнего мира. Приказ колчаковцев не был выполнен, и план их, рассчитанный на разобщение сил, не удался.
На Русском острове были и белогвардейские офицерские части. Они представляли серьезную помеху успешному исходу восстания. Можно было надеяться, что некоторые офицеры присоединятся к революционным войскам, но многие, безусловно, будут колебаться в выборе, а иные станут на враждебные позиции.
Областной комитет партии решил, что наступило время для серьезного разговора с офицерами. С кем же они: с Россией или против нее? И для этого разговора на Русский остров послали Лазо.
Одетый в солдатскую шинель без погон, он явился в офицерскую часть и обратился к собравшимся с речью, в которой обрисовал создавшееся положение. Некоторые офицеры шумели, враждебно встретив речь Лазо. Но он не растерялся и нашел слова, глубоко взволновавшие многих.
— За кого же вы, русские люди, молодежь русская? — горячо, громко и вдохновенно сказал Лазо.
Эти слова заставили прислушаться. Шум начал стихать.
— Вот я пришел к вам один, невооруженный, — продолжал Лазо. — Вы можете взять меня заложником… убить можете…
Воцарилась полная тишина.
— Перед вами Владивосток — этот чудесный русский город, последний на вашей дороге! Вам некуда отступать: дальше чужая сторона… чужая земля… и солнце чужое…
Раздался истерический крик:
— Замолчи!
Послышались и другие голоса:
— Не перебивай!
— Пусть говорит!
И Лазо говорил:
— Нет, мы, революционеры, русскую душу не продавали по заграничным кабакам, мы ее не меняли на заморское золото и пушки… Мы не наемными, мы собственными руками защищаем нашу землю: мы грудью нашей, мы нашей жизнью будем бороться за родину против иноземного нашествия!..
И, заканчивая свою речь, сказал:
— Вот за эту русскую землю, на которой я сейчас стою, мы умрем, но не отдадим ее никому!..
После выступления Лазо многие офицеры отказались поддерживать колчаковского ставленника Розанова и интервентов. В ходе дальнейших событий они занимали нейтральную позицию, — это было в то время очень важно, — а многие из них перешли на сторону восставшего народа и боролись в его рядах с врагами советской власти до конца своей жизни.
«ПАРТИЗАНСКИЕ ОТРЯДЫ ЗАНИМАЛИ ГОРОДА»
Дальневосточный обком партии был организатором всенародного движения протеста против колчаковщины и интервентов. Его влияние, его направляющая рука чувствовались всюду, везде и во всем. Подпольная работа развертывалась широким фронтом. Вдоль тихоокеанского побережья курсировал партизанский флот. В невинных с виду рыбачьих лодках и шаландах партизанам доставлялись оружие, медикаменты, снаряжение; под сетями лежал порох и взрывчатка, предназначенные для таежных «заводов», производивших бомбы. Через горные хребты, сквозь чащи девственных лесов пробирались пешеходы с тяжелым грузом, чтобы доставить партизанам патроны, газеты, табак…
К зиме партизаны успели многое сделать, чтобы расстроить планы колчаковцев и интервентов. Как сообщал в январе 1920 года Дальневосточный обком Центральному Комитету партии и Совнаркому, партизанское движение «поставило вне сферы влияния правительственной власти почти всю территорию области». Уссурийская железная дорога — главная транспортная артерия, снабжавшая белогвардейцев и интервентов топливом, продовольствием, — была почти совершенно парализована смелыми действиями партизан.
День восстания во Владивостоке приближался.
Д. Д. Киселев сообщает В. И. Ленину о партизанской борьбе в Сибири и на Дальнем Востоке. 1919 г. С картины художника Е. О. Машкевича.
К. А. Суханов.
26 января партизаны Уссурийского района под командованием Андреева после небольшой перестрелки заняли город Никольск-Уссурийский. Гарнизон колчаковских войск под влиянием подпольной коммунистической организации признал товарища Андреева командующим районом. Японские войска вынужденно «сохраняли нейтралитет».
В те же дни перешел к партизанам колчаковский гарнизон станции Океанской, находящейся в двадцати пяти километрах от Владивостока. Рота 35-го полка, сошедшая, с парохода «Печенга», вместе с командиром прошла открыто в пешем строю на 55-ю высоту и присоединилась к 1-й Амурской революционной батарее.
Предчувствуя неминуемый конец, контрреволюционное офицерство, юнкера, гардемарины захватывали в порту ценности, запасы продовольствия и обмундирования и грузились на пароходы, чтобы бежать за границу. Настроение оставшихся офицерских частей было подавленное.
Объединенный штаб военно-революционных организаций, созданный обкомом партии для руководства восстанием, работал с исключительным напряжением. Начальник штаба Сергей Лазо кропотливо собирал и обобщал необходимые сведения из различных частей и отрядов. Ведь для того, чтобы правильно распределить силы, нужно многое учесть, взвесить, предусмотреть.
Штаб помещался на конспиративной квартире одного рабочего на Первой Речке. Но принимать там многочисленных курьеров, ординарцев, связных, совещаться с товарищами было, конечно, очень рискованно. Поэтому встречи, беседы, заседания происходили в самых различных местах. Они бывали в школах и в сопках, в ресторанах и у фабричных ворот, в порту и на базарах. Начальнику штаба и его сотрудникам приходилось часто менять свою внешность, гримироваться, переодеваться. Опасность подстерегала на каждом шагу. Белогвардейская контрразведка свирепствовала. Малейшая оплошность могла не только стоить жизни, но и провалить восстание. Но, несмотря на все трудности, подготовка к восстанию шла полным ходом.