Мы пока, по существу, не наступали по широкому фронту, не шли с боями, как другие дивизии, по шестьдесят - семьдесят километров в день. А ведь придется так шагать и нам. По какой местности - неизвестно. Может, по белорусским лесам, а может, по прибалтийским хуторам. Но при всяком стремительном продвижении вперед пригодятся маневр и бдительность.
В обороне маневрировать негде, живи по боевому Уставу. А для закалки бдительности - широкий простор. Умей слушать передний край днем и ночью, глазами и ушами, разумом и сердцем. А это получается не у всех. Подводит русское "авось" да "небось".
Недавно немцы утащили к себе солдата из боевого охранения одной из рот Николая Сизова. Конечно, была борьба, и, может быть, наши дрались неплохо, но врага-то все-таки подпустили. Сизов и пленный вел себя мужественно. Немцы шли к себе гуськом. В середине Сизов. Когда дошли до минного поля и нужно было перешагнуть через соединительную проволоку, Сизов умышленно ее дернул. Взрывом ранило всех. Двое немцев тут же умерли. Третий и Сизов оставались в сознании. Случилось так, что между ними на нейтральной полосе оказался автомат. Оба потянулись к нему. Сизов успел первым и убил третьего немца. Сам же, истекая кровью, добрался до своих траншей и на бруствере умер.
Помнится, комдив не очень одобрял шум, поднятый газетой по поводу подвига Сизова. По существу, солдат погиб из-за своей оплошности и оплошности товарищей. После этого в дивизии были введены строгие порядки ночного дозора. В боевое охранение стали посылаться вместе с молодыми бойцами обстрелянные воины, сержанты и старшины.
Не тратили время впустую и артиллеристы. У них появился новый, опытный и требовательный командир полка полковник Кравец. Во всех орудийных расчетах шла боевая учеба. У артиллеристов сохранился даже карабин Михаила Вотякова. Он неизменно вручался лучшему бойцу расчета. Под Новосокольниками расчетом Вотякова командовал старший сержант Николай Воронцов. Он учил наводить орудие в максимально сокращенное время, за тридцать восемь - сорок секунд.
Николай Воронцов находился в дивизии с начала формирования. Он славился как хороший топограф. И был командиром топовзвода. Мне как-то не приходилось с ним сталкиваться близко. Слышать о нем слышал, а, как говорят, в работе не видел. И вот мы шли сейчас, теплым летним днем, на его огневую позицию. Если на минуту забыться, то окружающее будто ничем не напоминает войну. Наливается рожь. Зеленеют травы. Все кругом благоухает. Даже не слышно выстрелов и залпов. Словом, как у нас в Удмуртии.
Огневая позиция батареи, в которую уходит расчет Воронцова, за небольшим холмом. В ряд, с интервалами стоят пушки. Возле них натыканы в землю свежие елочки. Дорожки посыпаны песком.
У каждого расчета своя землянка: добротная, с двумя накатами, с окном, дверью, немного напоминающая собой баню. Такой же порядок и внутри. Стены обшиты досками, на полу хвоя. И в каждой землянке на центральном месте портрет Михаила Вотякова, перерисованный из дивизионной газеты и вставленный в самодельную рамку. Портреты и рамки сделаны с любовью чьими-то искусными руками.
Не было смысла спрашивать, знают ли батарейцы о подвиге Михаила Вотякова. Он здесь чтился как святыня. Я попросил Николая Воронцова показать карабин героя.
Старший сержант - очень серьезный молодой удмурт, землеустроитель. Нетороплив в движениях, немногословен, на вид схож со Степаном Алексеевичем Некрасовым.
- Вот он, - сказал Воронцов, входя в одну из землянок.
На дощатой стене под портретом героя висел обыкновенный, изрядно поношенный карабин. Новых наша промышленность выпустить еще не успела. Выпуск "катюши" освоила, новые гаубицы научилась делать, а карабины остались прежние. Да и не было смысла, пожалуй, их менять.
В моей голове за минуту проплыли картины давнишнего боя под Михалями. Как здорово, что артиллеристы сохранили такую реликвию. Это пригодится нам в будущих боях.
А дыхание их уже обдавало наши сердца. По всему советско-германскому фронту шли жестокие сражения. В июле Гитлер пытался разыграть спектакль на Курской дуге. Стянул огромные силы, главным образом танковые. Замысел врага был заблаговременно разгадан. Наши предупредили контратаку. И на бескрайнем плацдарме разыгралось колоссальное сражение, в котором фашизму в третий раз за время войны, после Москвы и Сталинграда, был нанесен смертельный удар, теперь по самому хребту. Около шестисот танков и более двухсот самолетов было подбито нашими войсками только за один день.
И с этого пошло. Освободили от немцев Орел и Белгород. Не стало Курской дуги. Первый московский салют в честь окончательного перелома в ходе войны в пользу Красной Армии. Далее освободили Харьков. Капитулировала и перешла на сторону союзников Италия. Освобожден Смоленск.
Наш передний край полон ежечасных коротких стычек с врагом. Солдатам и командирам не терпится. Все пошло, загромыхало, полетело на запад. Скоро уже мы не будем самой передней точкой советско-германского фронта. Нас перегонят украинские дивизии.
Инструктор политотдела по разложению тыла противника капитан Лев Борисович Кайдановский каждую ночь пропадает на переднем крае. Его "Ахтунг, ахтунг", передаваемое через рупор, разносится далеко окрест. Немцы не мешают беседе большевистского агитатора. За редким исключением ее пресекают офицеры, открывая пальбу из пулеметов. Наши отвечают тем же.
- Ахтунг, ахтунг! - повторяет капитан.
- Русс, бросай газету, - просят немцы.
- Держи! - кричат наши, закидывая ком глины с заложенной внутрь бумагой.
Эта игра идет без обмана, без оскорблений. Кажется, согласись сейчас немцы на капитуляцию, началось бы братание. Ох, как не хочется солдатам воевать, как надоело терзать свои души ненавистью.
Но тут опять пулеметные очереди. Кого-то ранило. Опять кипит злоба.
- Сволочи! Звери!
- С ними по-хорошему, а они как бандиты.
- Да чего с ними чесать языки. Пулю в лоб - и весь разговор.
- Но ведь людьми же считаются.
- Вон итальянцы пошабашили.
- Гитлера надо к стенке, от него вся зараза.
И опять начинается фронтовая рапсодия. Опять накаляются солдатские сердца. Все жаждет мести. Все требует действий. Скоро ли?
Два года прошло со времени сформирования нашей дивизии. Полтора года боев. Дивизия отметила день своего рождения. На празднествах была выставка портретов героев дивизии, замечательно выполненных воином-художником Сергеем Павловичем Викторовым. Пройдено немало, а предстоит пройти еще больше. Все устремлено на запад. Отдавай приказ, Родина. Мы ждем. Мы истосковались по большим делам.
Идем на запад
Стоит сухой, солнечный сентябрь. Чуть-чуть начинают желтеть листья на деревьях. На прифронтовых полях продолжается уборка яровых. Затянулась, а ничего не поделаешь. Убирать приходится не как до войны, комбайнами и жатками, а по-дедовски, серпами. И то с опаской, только по ночам - днем не дают немецкие артиллеристы и летчики. Это еще больше накаляет ненавистью сердца наших солдат.
