Напрягая все силы, летчик повел подбитый самолет на посадку. Он внимательно обшаривал взглядом землю, выбирая подходящую площадку. Внизу, на берегу Дравы, шел ожесточенный бой. А дальше виднелся лес, залитый водой. Выход был один: садиться на этот лес.
Бронированная машина, срезая верхушки деревьев, пошла к земле. Треск, шум, удар... Штурмовик стал медленно погружаться в воду...
- Радуга-восемь! Я - Кремний. Бой прекратить, идите домой! Молодцы, спасибо! - передал по радио заместитель командира дивизии, хорошо "видевший" весь бой со станции наведения.
Наши самолеты на бреющем пошли к аэродрому. Все - сначала истребители, потом штурмовики - сели благополучно. Только Петр Орлов продолжал ходить по кругу. У его штурмовика не выпустилась правая "нога".
Но Орлов и сам знал об этом. Он применил аварийный выпуск шасси. И это не помогло. Осколки вражеских снарядов сделали свое дело.
- Кама-двенадцать! Доложите командиру, что прошу разрешить посадку на левое колесо.
- Есть доложить, - дрогнувшим голосом ответила радистка Таня Дружинина.
Круглолицая, чернобровая сибирячка была в курсе всех наших дел, знала, кто как ведет себя в воздухе, быстро различала летчиков по голосу. Так было и сейчас. Ей было уже известно, что с задания не вернулись Селиванов и Пащенко. Неужели погибли? Ведь всего двадцать минут тому назад она слышала их веселые голоса.
Теперь вот случилась неприятность у Орлова. Он просит разрешения посадить самолет на левое колесо. Таня живо представила себе картину такой посадки... Летчик ударяется головой о приборную доску и теряет сознание. Именно так было три дня тому назад, когда один из летчиков-истребителей посадил машину на фюзеляж у самой границы аэродрома. Сегодня это тяжелое испытание выпало на долю Орлова. Того самого летчика, который сегодня вечером обещал прийти к ней на радиостанцию слушать маяк... Неужели?..
- Товарищ подполковник, - говорит она срывающимся от волнения голосом. - Орлов... просит разрешения садиться... на одно колесо... Убьется ведь, товарищ командир.
- Пусть садится, - ответил спокойно Шевригин. - Не волнуйся, Таня! Все будет хорошо. Это же Орлов! Одна фамилия чего стоит!
Потом взял в руки микрофон и передал:
- Орлов! Кама-двенадцать! Посадку разрешаю.
- Вас понял! - отозвался летчик.
Орлов плавно подвел самолет к земле, выключил зажигание, перекрыл бензокран и увеличил левый крен. Машина коснулась колесом полосы, покатилась. Ее скорость гасла. Мы затаили дыхание... Самолет вот-вот зацепит землю правой плоскостью. Тогда... начнется страшное. Но Орлов начеку, он ждал этого момента. Как только правая плоскость стала опускаться, он резко дернул кран шасси, поставил его в положение "убрано". Левое шасси подломилось... еще мгновение - и самолет пополз на фюзеляже по прихваченному весенним морозом грунту.
Санитарная машина, а за ней грузовая и легковая уже мчались к месту посадки самолета. Врач Оскар Ефимович Брудный первым вскочил на крыло "ила" и открыл фонарь. Орлов неподвижно сидел в кабине, опустив голову.
- Жив? - взволнованно спросил доктор.
- Кажется, да, - поднимая голову, выдавил из себя летчик. По его лицу катились крупные капли пота.
Орлов выбрался из кабины. Со всех сторон его окружили боевые друзья. Все стали хвалить его за хладнокровие и мужество. Кто-то сказал, что он имел полное право покинуть самолет.
- Да разве такого красавца можно бросать?! - горделиво возразил Орлов и размашисто зашагал к командному пункту.
Пащенко изо всех сил старался выбраться из кабины, но безуспешно: фонарь заклинило. А через открытые форточки хлестала вода. Скоро она заполнит кабину, и тогда - конец.
Говорят, перед лицом смерти человек способен на невозможное.. Видимо, так случилось и на этот раз:
Иван Пащенко сумел вылезти из кабины через узкую форточку фонаря.
Он сразу же бросился к своему другу, воздушному стрелку. Тот лежал без сознания, лишь изредка стонал. Тлеющий комбинезон его дымился, правый рукав был в крови.
Летчик вытащил стрелка из кабины, положил на крыло и стал пригоршнями обливать его горящую одежду.
- Застрелите меня, командир... - услышал он.
- Брось, Илья, будешь жить, мы с тобой еще повоюем...
Пащенко осторожно снял со стрелка меховой комбинезон и перевязал ему раны. Добрынину стало легче. Он открыл глаза.
- А где мы находимся? - спросил он, приходя в сознание.
- На отдыхе в лесу, - шутливо ответил Пащенко. На бледном лице Добрынина мелькнула тень улыбки.
- Откровенно говоря, даже не представляю, где нас угораздило упасть, уже всерьез сказал летчик. - Но на скорую помощь рассчитывать не приходится. Давай твой автомат, и будем помаленьку двигаться.
Старший лейтенант взвалил Добрынина на спину и медленно побрел от самолета. Идти было тяжело. Ледяная вода, доходившая до пояса, плавающие ветки и поленья сковывали движения.
Откуда-то справа доносилась пулеметная стрельба. Очевидно, там шел бой. Пащенко решил идти именно туда.
Около часа он медленно брел, продрогший и измученный, с тяжелой ношей на плечах. Несколько раз за это время Илья просил его оставить, потом вдруг странно вскрикнул и замолчал.
Затопленному половодьем лесу, казалось, не будет и конца. А летчик все шел и шел. Но вот наконец деревья расступились, и впереди показался небольшой островок.
Пащенко выбрался на сухой берег и осторожно уложил стрелка на траву.
- Холодно что-то, Ваня, - сиплым голосом сказал очнувшийся Добрынин.
- Хорошо, Илюша, сейчас что-нибудь придумаем, - ласково ответил Пащенко, хотя у самого зубы ныли от холода.
Насобирав сухих сучьев и травы, он вынул зажигалку и разжег костер. Потом достал пачку сигарет. Но они так размокли, что закурить друзьям не удалось. Немного отдохнув и отогревшись, летчик осмотрел бинты на ранах стрелка и решил идти дальше. Однако с каждым метром пути уровень воды становился все выше, и он вынужден был вернуться назад, на "остров спасения".
- Выход один, Илюша, - устало сказал он Добрынину. - Ты полежи здесь, у костра, а я пойду искать своих. Скоро мы придем за тобой.
Стрелок согласно кивнул головой и тихо прошептал:
- Иди, Ваня! Иди...
Захватив с собой автомат (боясь как-бы Добрынин не натворил глупостей), Пащенко вновь вошел в студеную воду. Наступили сумерки, когда он добрался до опушки леса. Слева, там, где кончался разлив воды, стояли повозки. "Дорога! Люди!" - обрадовался летчик.
Повозочные тоже заметили его. Размахивая руками, они стали кричать. Вначале Иван насторожился, услышав чужую речь, но вскоре уловил в ней знакомые, когда-то слышанные нотки.
"Да ведь это же болгары!" - чуть не вскрикнул он от радости.
