Роман Парыгин
В Норильске Сережа сильно выпил. Когда они с Пузом ввалились в гостиницу, подошел мент и поинтересовался, отчего они такие пьяные. Серега в ответ рывком снял у мента автомат с плеча, за что сразу получил другим автоматом в ебало. После чего они с Пузом были отвезены в вытрезвитель. Из вытрезвителя они ни в какую не выкупались, поскольку ребята тамошние оказались идейные. Ну и пришел счет в Санкт-Петербург, со всеми делами.
Андрей «Дед» Кураев
Жутковато было, если честно. Там же мороз страшный, и мы неделю сидели безвылазно в гостинице и пили так, что вообще ничего не соображали. И когда случилась эта история с ментом и автоматом, я подумал, что могло бы все по-другому кончиться и крайне плачевно. Это ведь была полная бессознанка. Серега может иногда выкинуть номер такой, что мама не горюй. Стремно, но ничего не поделаешь. Он в этом состоянии недосягаем. Никто его не может образумить.
Сергей Шнуров
У меня есть четыре стадии алкогольного опьянения. Первая называется Сергей Владимирович. Вторая — Серега. Третья — Серж. А четвертая и последняя — Жорж.
Константин «Лимон» Лимонов
Был охуительный концерт в Алма-Ате. Там начались какие-то клановые разборки, один клан занимался привозом «Ленинграда», а другой рыл ему могилу. В результате натравили на нас мэрию. Пришли люди оттуда, сели в первом ряду. А еще поставили человека к рубильнику. Предупредили: хоть одно слово матом со сцены — сразу вырубается электричество и концерт окончен. Мы вышли, спели песен пять, сколько смогли наскрести без мата. А потом Шнур и говорит: «Следующая песня про разгильдяя, которая называется „Я распиздяй“». Вообще, стремно играть, когда стоишь и думаешь, вот сейчас точно выключат свет, ну вот на этой песне-то уж точно. Людям из мэрии так это все, видимо, понравилось, что так и не дали никакого сигнала.
Всеволод «Севыч» Антонов
В Америке вызываем такси в гостиницу, чтоб ехать в аэропорт. Приезжают три армянина. Мы понимаем, что мы в три машины не влезаем, и они по своей радиосети вызывают четвертого. И приезжает негр. И армянин-таксист отправляет его на хуй. Мы стояли ждали, пока не приедет четвертый армянин нас везти. И всю дорогу в аэропорт наш водила ворчал: «Блядь, понаехали черножопые! Они ж дикари, они людей едят, я по телевизору видел».
Андрей «Андромедыч» Антоненко
На гастролях в Архангельске наш друг Демыч сыграл роль Пелевина. Концерт был в каком-то Доме офицеров, с нами еще был Гарик Сукачев. Демыч сидел в углу и пил, ничего уже не соображая.
И Серега сказал кому-то из организаторов, что это Пелевин. Его в то время толком никто в лицо не знал. Через полчаса у столика Демыча выстроилась длинная очередь. Все перешептываются: вот ведь, пьяный в дымину, но в глазах что-то такое сквозит, сразу видно, что настоящий русский писатель. Демыч давал за стопку автографы. Организатор был в восторге: ну как же, приехали Гарик Сукачев, Шнуров, Пелевин, праздник удался, в общем.
Дмитрий «Демыч» Беляев
Я тогда действительно был похож на Пелевина. Был только один человек, который заподозрил неладное. Но когда я ему сказал отчество — Олегович, — он успокоился и тоже получил свой автограф.
Андрей «Андромедыч» Антоненко
Однажды мне запихали в клавиши, на которых я играл, огромный пакет со шмалью и забыли про него, он проездил со мной около полугода, в разные страны, вплоть до Израиля. Вообще, все эти гастрольные истории, они, конечно, веселые и интересные, но довольно быстро приводят к жесткой деградации. Работать на студии гораздо лучше, правда.
Александр «Пузо» Попов
Если написать всю правду о наших гастрольных поездках, то книжка была б — подтираться страшно.
Сергей Шнуров
Во дворцах играть неинтересно. Во-первых, практически везде плохой звук, во-вторых, без какого-то специального шоу, без всех этих полиэкранов выступать в таких местах нет смысла. Для того чтобы делать шоу, нужно нанимать специальную команду. Вообще, каждый сверчок должен знать свой шесток. Я, например, себе с трудом представляю группу Pink Floyd в клубе «Молоко» с двумя микрофонами.
Борис Хлебников
Шнур, когда выпустил «Для миллионов», хотел сделать клипы вообще на все песни и выпустить отдельный диск. У нас был один прекрасный опыт с песней «Дороги», которым я как-то доволен, и один чудовищный абсолютно — с песней «No Future». То есть сама идея была изначально очень хорошая — хотели сделать под спектакль «Проснись и пой», где сидит алкоголик Шнуров и все рассказывает портрету Пугачевой, который висит над ним. Но я эту идею абсолютно провафлил.
Олег Гитаркин
При встрече он мне часто говорил: «Гитаркин, сделай-ка мне ремикс». Был у него какой-то проект на тему псевдовосьмидесятнической электроники, он дал мне какую-то песню странную, я что-то сделал, он мне заплатил триста долларов, ремикс он этот никуда не включил, по-моему, ему просто хотелось, чтобы я ему что-то сделал. Я и сам не слишком старался, поскольку песня мне не понравилась. Она уже звучала как ремикс, и я не очень понимал мои задачи — ну, сменил барабаны, ну а дальше что? Короче, подобное совместное творчество мне не понравилось, ему, по-моему, тоже, и тогда мы решили записать что-то вместе. Я предложил сделать какие-то смешные каверы, типа, на песню из фильма «Формула радуги» про синхрофазатрон. Вообще я хотел перепеть с ним дворовые песни типа «Анаши» и «Ярко светит луна». Мы записали три или четыре песни. Потом он пришел с каким-то приятелем ко мне в гости, я поставил ему оригиналы, мы послушали, выпили бутылку вина, потом вторую, потом пошли к нему в гости, он жил рядом. По дороге мы купили две больших бутылки какой-то бормотухи, что-то вроде крепленого мартини. Дома Акиньшиной не оказалось, и мы стали ее ждать в парадном и пить прямо там. Я с утра ничего не ел. Потом я помню, мы сидим с ним на кухне и слушаем его новый альбом «Хуйня». Пили, пили, пили. А потом я помню, как стою в ванной и дико блюю этим красным пойлом и все никак не могу в себя прийти. В итоге я там уснул и проснулся утром или даже ночью. Выполз оттуда — никого нет в квартире. Странно, думаю, пошел лег в их кровать и спал чуть ли не до вечера следующего дня. Потом прибежала Акиньшина, очень удивилась, что я еще дома. А с утра еще приходили какие-то фанаты Шнура из какого-то города, они притащили громадную бутылку водки. Я сказал им, что Шнура нет, и забрал водку. Я говорю: а где Сережа? Она спрашивает: а ты что, ничего не помнишь? Оказывается, мне стало плохо, а Шнур тем временем делал вид, что держится, но при это у него начался в голове сумбур, потому что, услышав какие-то звуки посторонние в ванной, он стал интересоваться у Акиньшиной, что там, в ванной, происходит. Она говорит: ну как, там Гитаркин, он, наверное, моется. Он: а что он тут делает? Почему он там моется? Вы что с ним, ебались? И он стал думать, что я любовник Акиньшиной и он пришел домой и нас застукал. И он рвался туда, чтобы меня избить. Акиньшина кричит: ты что, не помнишь, вы же вместе пришли, вместе пили?! Слава богу, я всего этого не видел. В итоге он всю агрессию вывалил на нее, они дико поругались, он убежал куда-то без одежды на улицу, с кем-то там подрался, вернулся весь в крови, а потом вообще ушел в жуткий запой, его две недели никто не видел. Так мы начинали наш совместный проект. Потом стали встречаться, что-то писали. Но в результате все, что мы имеем, — это несколько записанных песен, которые нигде не изданы и нескоро их еще услышат. Мне кажется, мы оба делаем вид, что мы про это забыли.
