Ознакомительная версия.
Кстати, другому ведомому, у которого было пять орденов Красного Знамени, я один орден нашел. В пыли нашел, возле пивного ларька. Увидел и подобрал. Он приходит ко мне в конце дня:
— Батя, а я потерял орден, отцепился от планки…
Я говорю:
— Ну а что ты хочешь от меня?
— Ну, понимаешь, ну орден…
— Хорошо. Стой смирно и закрывай глаза. Так, а теперь слушай внимательно волшебные слова: «Аха-лай-махалай, ахалай-махалай». Ты честно со мной заработал этот орден, значит, теперь я должен тебе его вернуть. «Ахалай-махалай, ахалай-махалай». Открывай глаза, на тебе орден!
Он, когда потерял орден, не пьяный был, пиво просто пили, а орден отцепился. Вот не везло парню… Он потом на Дону на лодке плавал, наклонился, орден опять отцепился, упал в воду, не нашли. Пять орденов — это редкость. Один он получил за то, что сбил нарушителя границы в холодную войну.
Бучин Борис Владимирович
(интервью Артема Драбкина)
Я родился 28 марта 1923 года в селе Синьково Раменского района, что на Ново-Рязанском шоссе, на бугре за Москвой-рекой. Село было большое: церковь, школа, большая больница, я там 49 дней пролежал со скарлатиной. Недавно мы ездили туда, в Синьково, — я его не узнал. Оно раньше было буквой «Г», а сейчас там понастроили! В 60-х годах не было никаких изменений; приехал, узнал свою деревню. А сейчас приехал — не узнал. Школы нет, церковь не работает, больницу ликвидировали — одни коттеджи стоят.
Мой отец был ювелиром, 14 лет в ювелирных мастерских проработал. В 1932 году он переехал сюда. Нас в семье было четверо детей. Мне — 7 лет, остальным 5 лет, 3 года и один год. В 30-х годах отца заставляли идти в колхоз. Он говорит: «Как же я пойду в колхоз, когда я даже не знаю, как запрягать, я же ювелир». Пришли, забрали из подпола картошку, мы с сестрой ходили по миру. Отец продал дом и уехал в Перово, тогда это уже был город. Жили в маленькой комнатушке, спали на полу, «черняшку» кушали. В те года был голод. Целый день стоишь в очереди, пока не получишь «черняшку».
В школе я пропустил год в связи с переездом. Окончил семилетку, поступил в строительный техникум на Ульяновской. Потом пришли инструктора, агитировать в авиацию. А во мне, когда видел самолет, что-то всегда ёкало. Желающих было много, но многих отсеяли по состоянию здоровья.
— Как отбирали в аэроклуб?
— Во-первых, нужно было образование, хотя бы девять классов. И главное — здоровье. Чтобы попасть туда, надо было пройти очень серьезную медицинскую комиссию. Зимой изучали теорию, моторы, всякие штурманские дела. А летом 1940 года мы уже начали летать. Нам всего по 17 лет было, пацаны. Занимались вечерами, без отрыва от учебы: окончил занятия в техникуме и едешь туда. Сначала штаб был на Пятницкой, а потом на Большой Татарской. Перед полетами — медицинская комиссия, по окончании аэроклуба — опять медицинская комиссия. Кто прошел, тех направили в училище. После аэроклуба мне было присвоено звание пилота.
В 1940 году, в июле месяце, я уехал в школу пилотов в Ворошиловграде. Военно-авиационная Ворошиловградская школа пилотов имени пролетариев Донбасса, около 7 тысяч курсантов. Курса молодого бойца не было, сразу — полеты. Сначала нас проверили на По-2, потом летали на ССС и СБ. ССС — это тот же Р-5, только облегченный. На По-2 у нас проверили технику пилотирования, потом посадили на Р-5, сначала с инструктором, а потом — на СБ. Перед войной, в свои 19 лет, успел самостоятельно вылететь на СБ.
— Как для Вас началась война?
— Это было воскресенье, мы пошли в кино, и там объявили о начале войны. Потом, когда немцы подходили, нас пустили на самотек. Говорят: поезжайте до Сталинграда и дальше, на Уральск. Ни еды, ничего нам не дали. Мы пешком шли до Калача. За двадцать дней прошли 500 километров. В Сталинграде нас посадили на пароходик до Саратова, а оттуда на поезде до Уральска. Программу СБ я закончил весной 1942 года.
Летом 1942-го мы летали на УТ-2. Я лечу, со мной товарищ сидит, а потом меняемся, и он идет по маршруту. Так и летали на УТ-2, пока «Илы» ждали. Они пришли к осени 1942 года. Я даже успел побывать в колхозе — делать в училище нечего, нас отправили в колхоз Макарова. Я там заработал 156 трудодней, за которые дали картошку (я ее инструктору отдал) и табаку. Зимой переучились на Ил-2. Надо сказать, это было непросто, хотя были спарки. СБ и Ил-2 совершенно разные. СБ — двухмоторные, легкие, а тот тяжелый. Бежит, бежит…
В марте месяце 1943 года нас выпустили младшими лейтенантами и отправили в ЗАП в Кинель. Там мы пробыли месяц. Потом пришел подполковник, отобрал 20 человек в Первую гвардейскую дивизию. Нам дали четырехмоторный ТБ-3. Мы залезли в бомболюки, там тепло, моторы греют, и на бреющем полете полетели в Котельниково.
— Какой налет у Вас был после училища?
— На По-2 налетал 20 часов. Много посадок. Взлетел — сел, это 5 минут. На Р-5, СБ, Ил-2 еще часов 30.
— Говорят, в училищах бензина не было, кормежка ужасная…
— До начала войны кормили как на убой, а потом — сухой паек и шагом марш на восток. В Уральске были трехъярусные нары, столько вшей было, не успевали их бить! Мы сжигали свитера в печке. Плохо было с одеждой — все обтрепались, пока шли пешком. Было голодно — давали какую-то баланду. Один парень потерял сознание и разбился на СБ, потому что нормальную еду, в основном пшенку с мясом давали, только если ты летаешь. А в Уральске, знаешь, какие морозы? Летали так. Из группы в десять человек инструктор выбирал одного-двух, доводил до конца и выпускал.
Сначала в дивизии нас тренировали. Пока была передышка, нас учили стрелять, мы летали на боевое применение — парой, четверкой. У кого получалось, тех постепенно вводили в строй. Так мы летали месяца полтора. Кормили на убой: мы были худые, и нас пока откармливали. В мае нас распределили по полкам. Я попал сначала в 655-й, а потом воевал в 75-м гвардейском. Мы перелетели в Новошахтинск, а там уже начались боевые действия. Летали на аэродромы Иловайск, Кутейниково, Волноваха. В первый раз летали в тыл, далеко, за 70 километров. Это тяжело было. Потом нашу эскадрилью — командиром эскадрильи был Прудников — перебросили в Ейск, топить баржи и катера, которые по морю поставляли технику в район Таганрога. В эскадрилье нас было 6 экипажей и 4 истребителя в роли разведчиков. Разведчики как заметят что, так сразу нас поднимают. Один раз мы утопили здоровую баржу. Думали, взорвется, но она не взорвалась. Видимо, там техника была. Потом нас обратно забрали в Новошахтинск.
— Каково летать над морем?
— Приятно. Там всегда была хорошая погода, видимость — миллион на миллион. Горизонт, правда, в дымке. А вообще приятно лететь.
Ознакомительная версия.