приговора“. Эта мысль, по-видимому, сильно поддерживала его дух».
Верховный революционный трибунал приговорил бывшего министра юстиции и генерал-прокурора Российской империи И. Г. Щегловитова к смертной казни.
Пятого сентября 1918 года к помещению, в котором содержались царские сановники, подъехал автомобиль с чекистами. Заключенным было объявлено, что Чрезвычайная комиссия вызывает их «для передопроса» на Лубянку. Щегловитова, Хвостова, Белецкого и братьев Лютославских посадили на автомобиль и привезли на Лубянку. Ничего не заподозривший Белецкий оставил в камере ампулу с цианистым калием. Вскоре на Лубянку из других тюрем доставили еще человек семьдесят арестованных, и среди них бывших министров внутренних дел Н. А. Маклакова, А. Д. Протопопова, протоиерея Восторгова и епископа Ефрема. Затем всем им объявили, что сегодня они будут расстреляны. По свидетельству очевидцев, это известие произвело потрясающее впечатление: «Раздались слезы, послышались истерические крики».
Казнь была произведена в тот же день в Петровском парке.
Бывший товарищ обер-прокурора Святейшего синода Н. Д. Жевахов в своих воспоминаниях приводит отрывок из статьи Дивеева «Жертвы долга», в которой, со слов очевидцев, подробно описаны обстоятельства этой казни.
Вот как, по свидетельству Дивеева, все происходило: «Прибывших разместили вдоль могилы и лицом к ней… По просьбе о. Иоанна Восторгова палачи разрешили всем осужденным помолиться и попрощаться друг с другом. Все стали на колени, и полилась горячая молитва несчастных „смертников“, после чего все подходили под благословление Преосвященного Ефрема и о. Иоанна, а затем все простились друг с другом. Первым бодро подошел к могиле о. протоиерей Восторгов, сказавший перед тем несколько слов остальным, приглашая всех, с верою в милосердие Божие и скорое возрождение Родины, принести последнюю искупительную жертву. „Я готов“, — заключил он, обращаясь к конвою. Все стали на указанные им места. Палач подошел к нему со спины вплотную, взял его левую руку, вывернул ее за поясницу и, приставив к затылку револьвер, выстрелил, одновременно толкнув о. Иоанна в могилу. Другие палачи приступили к остальным своим жертвам. Белецкий рванулся и быстро отбежал в сторону шагов на 20–30, но, настигнутый двумя пулями, упал, и его приволокли к могиле, пристрелили и сбросили».
«Из слов конвоя, переданных нам рассказчиком, пишет далее в своей статье Дивеев, — выяснилось, что палачи, перекидываясь замечаниями, пока они „присыпали“ землей несчастные свои жертвы, высказывали глубокое удивление о. Иоанну Восторгову и Николаю Алексеевичу Маклакову, видимо поразившим их своим хладнокровием перед страшной ожидавшей их участью. Иван Григорьевич Щегловитов, по словам рассказчика, с трудом передвигался, но ни в чем не проявил никакого страха…»
Как отмечал в своих воспоминаниях С. В. Завадский, И. Г. Щегловитов, конечно, совершил преступление и должен был за него отвечать. Но большевики, расстреляв его просто за то, что он был министром, «сделали его из преступника страстотерпцем».
Жена И. Г. Щегловитова, Мария Фёдоровна, ненадолго пережила своего супруга. После казни мужа она вернулась в Петроград, где проживала в маленькой квартирке со своей теткой Прибыльской, а после ее смерти вообще осталась одна. Все ее богатство пошло прахом. Последние годы жизни некогда всесильной «министерши» прошли в постоянных унижениях. «Ей тяжко пришлось искупать свои вины», — писал В. Крыжицкий.
Умерла она в одиночестве и нужде…
1981–1989
Автор считает своим долгом поблагодарить всех собеседников, нашедших время и изъявивших желание поделиться своими воспоминаниями, а также всех тех, кто в разные времена, изучая ту или иную тему, оставил документальное свидетельство о ней. Прикосновение к этому материалу порой давало автору возможность не только более обстоятельно углубиться в исследуемый вопрос, но и сформировать, как представляется, новую, отличную от прежних точку зрения, а иногда и вписать еще одну важную страницу в летопись нашего великого прошлого.
Александр Звягинцев
Дед известнейшего писателя В. В. Набокова. — Примеч. автора.
