имелся специальный код, которым он обозначал проституток в своей записной книжке. Номер телефона Кэрол, к примеру, он мог записать как «Джим и Кэрол» – якобы это домашний телефон семейной пары. Мог поместить номер девушки среди пометок, касающихся работы на заводе, замаскировав под маркировку краски и цену услуг ремонта: «краска 555, регулировка сцепления 20.75». Получалось, что номер нужной девушки 555-20-75. Рядом с некоторыми именами он приписывал «уборщица»; если он звонил им домой и трубку брал кто-то другой, то Риджуэй представлялся менеджером отеля – якобы он звонит в ответ на заявку о работе горничной. Если девушка была афроамериканкой, он писал рядом с ее именем что-то вроде «черный джип». Если обводил имя в кружок, это означало, что он хочет встретиться с девушкой еще раз. Он даже составлял собственные «рейтинги популярности» проституток, услугами которых пользовался регулярно. А после убийств, конечно же, вычеркивал лишние имена.
Набираясь опыта, он научился подбрасывать рядом с телами фальшивые улики – чужие сигаретные окурки и жевательную резинку (сам Риджуэй не курил и жвачку не жевал). Однажды он подбросил даже специальную расческу для африканских волос, чтобы полицейские заподозрили в убийстве чернокожего сутенера.
Самое главное – он никогда ни с кем не обсуждал свои преступления. Близких друзей у него не было, и нужды поделиться с кем-нибудь Риджуэй не испытывал. В этом смысле он являлся исключением – обычно серийные убийцы стремятся обсудить то, что натворили. Единственный случай, когда он едва не проболтался, произошел на встрече с его подружкой из клуба «Родители без партнеров», которой он сказал, что едва не убил человека. На самом деле в тот день он действительно убил проститутку. У него были какие-то смутные воспоминания о еще одном раннем убийстве, примерно в 1970 году, но рассказать о нем подробно Риджуэй не смог.
В 1987 году, когда следственная группа подошла к нему вплотную, он был сильно этим разозлен. Он на время прекратил убийства, счастливо жил с женой, и его очень смутило, что полицейские обыскали их дом да еще и ославили его на работе. Тогда Риджуэй проходил проверку на полиграфе, и Эллен О’Тул хотела узнать, как ему удалось обмануть прибор. Риджуэй отрицал, что как-то специально готовился к тесту. Он сказал, что просто постарался сохранять спокойствие и «вести себя нормально» – как поступал на протяжении всей жизни. Он был настоящим социопатом, не испытывающим чувства вины или раскаяния, и потому сердцебиение у него не учащалось, а потоотделение не усиливалось. Он с легкостью смог забыть о своих жертвах на тот отрезок времени, когда проходил проверку.
Он признался также в том, что как минимум в одном случае – при похищении и убийстве Жизель Ловворн – с ним в машине находился его сын. Тогда Мэттью было семь лет; Риджуэй посадил девушку в пикап на шоссе, а добравшись до укромного проселка близ озера Стар-Лейк, велел сыну подождать их в салоне. Мэттью спокойно сидел и листал свои комиксы, пока его отец занимался с проституткой сексом и душил ее. Он вернулся к машине уже один; на вопрос Мэттью о том, куда ушла симпатичная тетя, Риджуэй ответил, что она живет неподалеку и решила прогуляться пешком.
Когда психолог спросила Риджуэя, как бы он поступил, стань его сын свидетелем убийства, тот, подумав, ответил, что мог бы убить и его. Впоследствии это заявление было передано в прессу и доведено до общественности, так что Мэттью Риджуэй узнал о нем.
Риджуэй умел отличать добро от зла. Он прекрасно понимал, что делает. В детстве он не подвергался сексуальному насилию, хотя элементы психологического насилия в действиях его матери присутствовали. О суициде он никогда не помышлял. На вопрос, в чем, по его мнению, заключалась его главная проблема, Риджуэй ответил: «Мне хотелось убивать женщин».
Он никогда не задумывался о том, что чувствовали его жертвы. В своем нарциссизме он был уверен, что эти девушки существовали только ради него. Места их захоронений он считал своей частной территорией. Там они и после смерти оставались в его собственности.
Риджуэй открыто заявлял, что стремился стать самым прославленным серийным убийцей в мире. Именно поэтому он сначала признался, что убил сорок восемь девушек, потом повысил это число до пятидесяти двух, а в конце до семидесяти. Он следил за другими известными убийцами – в частности, Тедом Банди и Джоном Уэйном Гейси – и соревновался с ними.
Он мечтал прославиться именно как убийца проституток, поскольку считал их отбросами общества.
– Им нужны были только деньги, – говорил Риджуэй. – Деньги были их грехопадением.
Он считал, что его жертвы заслужили смерти, а он – места в истории. Он никак не хотел признать, что в действительности был трусом, охотившимся на самую уязвимую и беззащитную добычу.
Он считал, что детективы так его и не поймали, раз арест произошел по результатам анализа ДНК. Риджуэй был уверен, что совершил идеальное преступление и остался бы безнаказанным, если бы не те старые образцы, взятые с заделом на будущее.
Совершенные преступления он называл своей «карьерой». Говорил, что «преуспел в своем деле – в убийствах проституток». Он упоминал, что подумывал и об убийствах членов семьи – в частности, матери и двух последних жен, – но не мог этого допустить, потому что тогда бы его сразу вычислили.
Он очень обиделся, когда психолог в разговоре назвала его насильником. Следуя своей извращенной логике, он считал, что никого не насиловал, поскольку обещал заплатить за секс. Тот факт, что девушки не получали денег, поскольку он их убивал, не имел для Риджуэя значения. Он несколько раз повторил: «Я не насильник… Нет, не насильник… Я убийца, я не насиловал никого». Действительно, он пошел по легкому пути – не завлекал и не заманивал своих жертв, а просто покупал их.
В беседах он несколько раз упоминал о «раскаянии», но психолог быстро выяснила, что в действительности он имеет в виду сожаление – о том, например, что он оставил улики на некоторых трупах.
Риджуэй боялся смерти и, хотя казнь ему не грозила, много рассуждал о ней. Он что-то читал про смертельные инъекции; ему запомнилось, что это «просто укол, после которого засыпаешь и твое сердце останавливается, так что умираешь безболезненно». Психолог спрашивала его, тревожится ли он о своей загробной жизни. Риджуэй ответил, что не очень, потому что если он честно признается во всем и будет молиться, то попадет на небеса. Другие заключенные грозили, что в тюрьме ему придется несладко, но он все равно предпочитал пожизненное заключение смертной
