можно увидеть со слезами на глазах, но он всегда размышляет о следующей игре и продолжает увлекаться индустрией, от которой, как всем кажется, он уже устал. И все эти персоны следуют друг за другом, чередуясь в соответствии с отдельными периодами, моментами, кризисами. Попытайтесь схватить одну ипостась, и она вырвется, убежит, проскользнет сквозь пальцы. Питер Молиньё объединил в себе понемногу от них всех.
Кто такой Питер Молиньё?
В конце этой книги у меня нет ответа на этот вопрос. Однако переданные здесь истории набрасывают мелкими штрихами и деталями портрет, который, как мне кажется, довольно близок к реальности. Питер (ты не против, если я буду называть тебя Питером?) согласился ответить на все мои вопросы: о семье, об отце, о многочисленных ошибках, о грандиозных заявлениях, о неудачных проектах. Слушая его во время наших бесед, а затем переслушивая, чтобы расшифровать эти записи как можно лучше, я подмечал, как он вздыхал, смеялся, улыбался, колебался, смущался, драматизировал, эпатировал, в то время как офис 22Cans на заднем плане иногда взрывался звуками и голосами – там бурлила жизнь. У нас были пропущенные встречи, переносы, но Питер всегда возвращался с новыми историями и подробностями, беспокоясь, что рассказывает слишком много и слишком долго говорит. Во время нашей последней беседы он без колебаний сказал:
«Я думаю, нам стоит провести еще одну сессию, чтобы поподробнее рассмотреть пару моментов».
Было бы легко, как сейчас модно, нарисовать язвительный критический набросок карьеры Питера, сохранив только его (человеческие) ошибки, чаяния, амбиции. Некоторые уже сделали именно это, разглагольствуя на форумах и в видеороликах. Да, был бесконечный кранч, да, были невыполненные «обещания», да, Godus – это ошибка, а The Trail создали для микротранзакций, хоть она и вызвала восторг у некоторых игроков на iOS. Но это все не то…
Ближе к концу наших бесед, после стольких часов общения, когда я спросил его, как он пережил эту длинную серию интервью, он сказал:
«Это было похоже на поход к психотерапевту, потому что я лучше узнал самого себя. Ведь на другом конце меня слушал человек, который задавал мне вопросы, спрашивал, что я чувствовал на определенных этапах своей жизни, и в итоге все те события вновь вставали у меня перед глазами. То есть… Знаете, с тех пор, как мы начали обсуждать все это, я стал вспоминать отдельные эпизоды, а в итоге вспомнил всю жизнь. Такой опыт заставляет заглянуть внутрь себя».
Так загляните внутрь себя.
Кто для вас сейчас Питер Молиньё?
Наконец, что останется от Питера через десять, двадцать, тридцать, сто лет? Будут ли нас по-прежнему волновать его нарушенные «обещания»? Будут ли его помнить? Или, как многим забытым разработчикам 1980-х годов, ему уготовано в конечном счете слиться со своими произведениями? Раствориться в них и исчезнуть, ведь он и без того напитал их целыми кусками из своего воображения и своей жизни?
В первую очередь я хотел бы поблагодарить Питера Молиньё. Без него и без многих-многих часов, которые мы с ним провели в Skype, эта книга никогда бы не появилась на свет. С его первого ответа «да» в чате LinkedIn на мою просьбу об интервью в феврале 2019 года до нашего последнего «пока-пока» 14 января 2020 года между мной и Питером сложились, как мне кажется, довольно странные отношения. Каждый из нас отводил несколько часов своего времени (совсем нерегулярно) на обсуждение его прошлого: детства, развода родителей, его отца, его первой работы, неудач и успехов, развития личности на протяжении десятилетий, стрессов, вызванных его имиджем и восприятием в социальных сетях. В течение года я жил в темпе Питера, зависел от его отлучек (скажем, в Китай для подписания сделки с Tencent), наших пропущенных встреч (их было несколько), его приступов кашля в январе (и моих в декабре). Мы оба интересовались жизнью друг друга, а сам Питер думал, не получится ли книга слишком толстой и громоздкой, и размышлял над подробностями и историями, которые до того момента не вспоминал. Очевидно, что мы не смогли охватить все и что некоторые отрывки из его жизни навечно останутся с ним, скрытые от остальных. Но разве можно его винить? Разве у каждого из нас нет событий и воспоминаний, которые мы предпочитаем хранить глубоко внутри, не показывая никому?
Разве каждый из нас не переделывает свое прошлое, чтобы оно соответствовало тому, кем мы являемся сегодня?
Также нельзя не поблагодарить Никки Мор, его ассистентку, которая всегда напоминала ему о назначенных со мной встречах… когда он о них забывал.
Спасибо, Никки!
Создание этой книги было бы невозможным без бесконечного терпения моей жены и ненасытного любопытства моего сына: они оба проживали жизнь Питера Молиньё через призму моего восприятия, когда я рассказывал им о наших дискуссиях и делился историями. Некоторые отрывки в этой книге, вероятно, оказались бы совсем другими без прочтения и комментариев моей возлюбленной, а также без присутствия моего сына. «О, Лего», – сказал он, увидев обложку.
Наконец, Мехди – последний по порядку, но не по значимости. Мехди, чей голос ясно раздается в каждом его письме: он позволил мне заниматься книгой, несмотря на все более возрастающее беспокойство по мере того, как шли дни, недели, затем месяцы, а рукопись так до него и не добиралась, хотя срок сдачи уже прошел. Но как могло быть иначе? Такой вечный копуша, как я, любит делать свое дело не торопясь и делать его хорошо – делать его так, как велит сердце.
Перевод Н. Болдырева. – Прим. пер.
Американская хоккейная лига (от англ. American Hockey League) – хоккейная лига, которая позиционируется как вторая после НХЛ профессиональная хоккейная лига Северной Америки. – Прим. лит. ред.
Вышла на русском в издательстве «Бомбора». – Прим. ред.
Вышла на русском в издательстве «Бомбора». – Прим. ред.
Передача выходила на французском канале France 3 с 1991 по 1997 год и содержала «живой» геймплей. – Прим. пер.
In vivo (от лат. «в живом») – в науке обозначает проведение экспериментов на (или внутри) живой ткани при живом организме. – Прим. лит. ред.
Варгейм (от англ. «военная игра») – разновидность стратегических игр, в частности настольных и
