Клеопатра раздраженно посмотрела на Антония, но тот лежал, закрыв глаза. Ее бесило то, что она не могла окончательно сломить его волю. В нем что-то еще оставалось, ей неподвластное, не до конца ею понятое. Дети Антония от других женщин, от римлянок вызывали у нее неприятие. Еще не хватало, чтобы они начали соперничать с ее собственными детьми!
– А зачем он тебе? – спросила она как можно мягче и спокойнее.
– Он мой сын. И он будет со мной.
9
Антоний являлся почетным гражданином Афин, его встречали радостно и восторженно. Клеопатру ждал триумфальный прием. Афины всегда находились под покровительством Птолемеев, чьи предки были родом не только из Македонии, но и из Греции. В честь египетской царицы в Акрополе установили ее статую в наряде Исиды. Роскошные пиршества сменялись ослепительными празднествами, и на какое-то мгновение Клеопатра забыла о предстоящей войне. Ее уверенность в победе была настолько велика, что подарок судьбы – время – она презрительно отвергала, совершая свою старую и главную ошибку: личные желания поставив выше государственной необходимости.
Октавиан действовал с точностью до наоборот. Подавив личную неприязнь, он сумел найти общий язык со многими сенаторами, объединив римлян перед имперской угрозой. Всю свою волю и все желания он подчинил государственным интересам. Он понимал, что, свергая Клеопатру, он получает доступ к несметным восточным сокровищам и землям; убирая Антония – получает возможность объявить себя императором, а спасая Рим от египетской блудницы – окончательно становится единственным наследником Цезаря и спасителем римского народа. Разве в такой сложный и судьбоносный момент может ли он думать о каких-то увеселениях? Понимая, что у Антония значительный численный перевес, Октавиан рассчитывал лишь на то, что его бывший соратник, погрязнув в разгуле и пьянстве, уже не тот блистательный военачальник, кем был прежде. Октавиан знал, что особое внутреннее чутье, необходимое каждому воину, чтобы выжить, на сей раз подведет Антония.
Устраивая в Афинах роскошные пиры, Клеопатра приглашала на них и своих врагов – римских военачальников. Как ни крути, но они будут добывать для нее победу и благодаря их копьям она войдет в Рим. Сидя за богатым пиршественным столом, Клеопатра самодовольно произнесла:
– Мы победим, Агенобарб, и я готова с тобой поспорить.
– Я римлянин, госпожа. И биться мне придется против таких же римлян, как и я.
Агенобарб расправил плечи и саркастически посмотрел на царицу. В ставке он был ее главным непримиримым противником, и он единственный не боялся демонстрировать свое неуважение и презрение к ней.
– Я не буду с тобой спорить. Думай, как хочешь, – прибавил он.
Чтобы скрыть, как сильно она уязвлена ответом римлянина, Клеопатра брезгливо рассмеялась. Как же он ее раздражал!
– Как только я войду в Рим, первое, что я сделаю, – прикажу тебя казнить.
Глаза римского военачальника потемнели, на скулах заходили желваки, но он умел сдерживать свои чувства.
– Делай, что хочешь, – презрительно ответил он, – но в Риме ты не будешь.
Клеопатра раздраженно поставила золотой кубок на стол. Лишь предстоящая война заставила ее оставить в живых этого мерзавца – одного из самых талантливых и уважаемых в римской армии военачальников.
– Ничего! – зло проговорила она. – Я вас, римлян, воспитаю! Вы станете самой падшей нацией на земле!
Агенобарб фыркнул:
– Тебе бы лучше думать о том, госпожа, как свою страну спасти.
– Страшной смертью умрешь, Агенобарб, – прошипела Клеопатра.
– Я не боюсь смерти. Я видел ее больше, чем ты. Если бы не Антоний, то никто из римлян не пошел бы против Октавиана. Я тебе вот что скажу, госпожа, войну выиграет не тот, у кого больше денег, а тот, кто защищает родину. Тот, кому нечего терять и кто на грани отчаяния готов на самые смелые и безрассудные поступки.
– Ха! Рим ненавидит весь мир! Со мной весь Восток!
– Восток! – перекривил Агенобарб царицу. – Ты думаешь, на Востоке не понимают, что, освобождаясь от римского владычества, они тут же попадают под твою пяту. И еще не ясно, под каким владыкой им будет удобней и вольготней.
– Не тебе, смертный, о том размышлять! – гневно вскричала царица. – Я мессия! Даже боги устали от порочного Рима!
Агенобарб от души рассмеялся.
– Боги? Чьи? Рим порочен? А Александрия? А те пиры и оргии, что устраиваются в твоем дворце, – это добро?
Раздался звук пощечины. Пьяный Антоний спросонья поднял голову и заплетающимся языком спросил:
– А что здесь происходит? – и, не получив ответа, он опять положил голову на стол.
С ненавистью и презрением Агенобарб смотрел в глаза Клеопатры, в которых полыхали ярость и жажда убийства.
– Ну что ж, госпожа, я тебе вспомню еще эту пощечину.
– Отравить бы этого мерзавца, – гневно шипела царица уже в своей спальне после пиршества.
– Божественная, только прикажите, и я все сделаю. – Ирада покорно поцеловала руку царицы.
– Сделаешь, но позже. У Агенобарба большой военный опыт, он нам еще пригодится.
Сев в кресло, Клеопатра нервно постукивала пальцами по позолоченным подлокотникам.
– Эх, Нефтиду бы сейчас послушать… – грустно произнесла она.
– О чем вы, Божественная?
– Ничего, Ирада, иди спать.
Клеопатра еще долго сидела, погруженная в мрачные мысли. В словах Агенобарба было много веских доводов, которые ей совершенно не нравились. С некоторых пор ее начало мучить дурное предчувствие. Такое предчувствие было у нее перед смертью Цезаря, перед самой тяжелой жизненной катастрофой. Неужели… Может ли свершиться худшее?
10
Самой северной базой Антония в Ионическом море была Керкира. Далее с севера на юг следовала цепь военно-морских баз. Первая была на Акции, мысе у выхода из Амбрийского залива в Ионическом море, затем – на острове Левкас, еще одна – в Патрах на берегу Коринфского залива; следующая база располагалась на острове Закинф, затем – в Метане на юго-западе Греции, наконец – на мысе Тенар на самом юге. Последние базы находились на Крите и в Киренаике.
Как только наступила весна и установилась хорошая погода, Агриппа с большей частью римского флота пересек Ионическое море и без особого труда захватил морскую базу Метану, которую Антоний считал самой надежной.
Война началась с поражения. И это стало тяжелым ударом не только для Антония, но и для Клеопатры.
Обосновавшись в Метане, Агриппа стал нападать и на другие морские базы, как бы покусывая и раздражая Антония. Бывшему консулу явно изменила военная удача. Живя в роскоши и вечном празднике, Антоний растерял многие навыки, совершенно необходимые воину. Вскоре Агриппа захватил Левкас и Патры, и контроль над Коринфским заливом перешел к Октавиану.
