Проведя ночь в тёмном поезде, я прибыл в Париж. Город дышал миром. Жаркое июньское солнце золотило деревья и крыши домов. Жара напомнила мне о неудобстве морской формы и заставила подумать о преимуществах штатской одежды. Нелегко было для меня смешаться с пёстрой парижской публикой, которая, так или иначе, старалась не замечать войну. Я обратил внимание на то, что большинство элегантно одетых парижан игнорировало людей в военной форме. Я понял, какая пропасть разделяла меня с ними, наслаждавшимися всеми благами жизни, как далеки были мы, военные, не имевшие иного выбора, кроме как идти в бой и умирать, от людей, живущих мирными интересами.
Поздно вечером я вернулся в военный городок Брест и обнаружил в баре флотилии весьма оживлённого Риделя и других своих товарищей. Я присоединился к пирушке. Бар содрогался от нашего буйного веселья и непристойных морских песенок. Мы нуждались в этом буйстве, чтобы забыть о том, что скоро многих из нас недосчитаются и у нас осталось слишком мало времени для веселья. Я лично нуждался в отключке, чтобы забыть о двойном потрясении: гибели Марианны и аресте гестаповцами отца. Друзья, крепкие напитки и разбитная жизнь уводили в сладкое забытье. Но я должен был исполнять свой долг.
Мне было нетрудно приспособиться к знакомым военно-морским будням. Ежедневно я навещал судоверфи, строго следил за дисциплиной в команде подлодки. Только один матрос доставлял мне хлопоты. Он повадился бегать по ночам веселиться в город, преодолевая ограждение военного городка. К несчастью, он часто ввязывался в кулачные бои из-за женщин, и я решил отправить его на восемь дней на гауптвахту. В иных отношениях он был отличным парнем и показал себя надёжным подводником, когда наша лодка покинула порт.
В моё кратковременное отсутствие штаб флотилии сделал замечательное приобретение. Обнаружилось, что флотилия играет важную роль в составе германского флота и ей необходимо иметь своего фотографа для ознакомления потомства с интересными событиями в жизни соединения. Фотографом оказалась привлекательная молодая женщина. Случайная утренняя встреча с этой женщиной побудила меня пригласить её посидеть в баре. Когда мы там расположились, я заметил:
– У вас очень знакомый южный акцент.
– А ваше произношение тоже несколько отличается от берлинского, – парировала она моё замечание с улыбкой.
– Согласен. Я вырос на озере Констанца. На северном побережье.
– Какое совпадение! – воскликнула она. – Я жила напротив, за озером, в Констанце. Меня зовут Вероника, многие именуют просто Верой.
Я пригласил Веру поужинать, и она согласилась без раздумий. После дневной работы я выкупался в бассейне, который был также новым приобретением флотилии. Затем настало время встречи. Я постучал в дверь домика, который заняла Вера после назначения.
Вдвоём мы покинули военный городок и побрели по узким улицам Бреста под солнцем, склонявшимся к закату. Мы заказали на ужин жареных моллюсков, креветок в винном соусе, огромного омара и бутылку «Божоле». Затем пошли в маленькое уединённое кафе и танцевали под музыку пианиста, исполнявшего все наши заявки. После этого вернулись в военный городок. Как-то необычно было войти в это огороженное для военных моряков и тщательно охраняемое место с женщиной.
С этой ночи я постоянно встречался с Верой после работы. Однажды в субботу я вспомнил о своём намерении обзавестись цивильным костюмом и попросил Веру помочь мне в поисках материала и портного. Несмотря на дефицит товаров в военное время, портной предложил нам поразительное разнообразие тканей, причём без карточек. Я выбрал шотландку. Портной снял с меня мерку, назначил цену и срок изготовления костюма. Я не испытывал ни малейшего беспокойства по поводу того, что, может быть, мне вообще не представится случай надеть костюм. С этим приобретением я как бы подбадривал самого себя, старался быть оптимистичнее.
В оставшиеся дни нашего пребывания в порту было немало поводов для пессимизма. Когда не возвращался из похода боевой товарищ, когда открылась правда о наших потерях в мае, когда вползала во внутреннюю гавань побитая подлодка, когда сообщения о растущих потерях становились главной темой разговоров в офицерской столовой. И в моей памяти вновь всплывали ужасные картины нашего подводного ада. Росло предчувствие несчастья. Хуже всего было то, что наши ребята не могли дорого отдать свои жизни. Несмотря на большие потери, мы в апреле потопили только треть судов союзников, отправленных на дно в марте. В катастрофическом для нас мае было потоплено всего 50 судов противника, тоннажем в 265 тысяч тонн. К середине июня подводная война фактически не принесла результатов. За две недели было потеряно ещё 16 подлодок. Адмирал Дениц приказал временно прекратить атаки на судоходных линиях в Северной Атлантике. Выжившим подлодкам были изменены районы патрулирования, но они не были отозваны с фронта. Напротив, чтобы компенсировать наши ошеломляющие потери, предпринимали гигантские усилия для быстрого ремонта подлодок, находившихся в сухих доках, и завершения строительства новых подводных судов на судоверфях. Замысел состоял в том, чтобы включить в боевые действия несовершенные и устаревшие типы лодок. Это должно было показать союзникам, что им не удалось переломить нам хребет. В своей речи в Лориане Дениц уверял нас, что неудачи носят временный характер и неблагоприятная тенденция будет обращена вспять нашими контрмерами. Но пока мы всё равно должны выходить в море. По словам адмирала, наши усилия связывают военно-морские силы союзников в Атлантике и отвлекают их бомбардировщики от воздушных налётов на немецкие города.
В конце июня я вывел «У-230» из сухого дока и привёл её к пирсу, где необходимо было завершить переоснащение. С этого времени все наши загулы в порту прекратились. Теперь главное – подлодка, война и подготовка к неизбежному столкновению с врагом. Такова была реальность. Остальное – пустые желания и мечты.
29 июня в полдень, после того как командир вернулся с совещания высокопоставленных офицеров-подводников Западного фронта, он попросил меня зайти к нему в комнату.
– Захвати с собой Фридриха и Риделя, – добавил он. – У меня интересные новости. Через 20 минут мы были у Зигмана.
– Садитесь, господа, – обратился он к нам. – Моё сообщение займёт некоторое время. И то, что вы услышите, не следует разглашать. Штаб доверил нам особое задание. Главной целью предстоящего похода будет постановка мин у побережья Соединённых Штатов. Мы возьмём на борт 24 магнитные мины последней конструкции и установим их в Чесапикском заливе, точнее, перед базой ВМС США в Норфолке. Не нужно говорить вам об опасностях этого предприятия. Я требую, чтобы суть задания оставалась в тайне, пока мы не вышли в море. Не хотелось бы по прибытии в США обнаружить, что нас там уже поджидают. И ещё одно. Чесапикский залив слишком мелководен, чтобы позволить нашей лодке погружаться. Мы будем осуществлять минирование в надводном положении. Старпом, попрошу тебя обеспечить все необходимые навигационные карты этого района и держать их за семью замками.
