Концерт — в рамках современного движения: «Академия — новое передвижничество». Большие мастера и коллективы приезжают в разные города, всё проводится на высоком уровне: провинции — московское элитное искусство. По этому поводу можно долго размышлять и долго говорить. Судя по всему, одним из инициаторов этого движения является А.С. Соколов как ректор Московской консерватории. Кстати, выступая перед концертом, он сказал и о помощи Сороса. Я вообще не люблю, когда с именем Сороса связывают только специфику наших учебников по истории — этот человек сделал и много полезного, правда, в данное время. Соколов говорил со сцены свободно, спокойно, со знанием дела, у него плавная, хорошая русская речь, без единой стилистической ошибки, но и без наворотов. Хорошо и естественно держится.
Играли в первом отделении «Рассвет на Москве-реке» Мусоргского. Ярославский академический оркестр, работающий очень мощно и хорошо, тем не менее, как мне показалось, Мусоргского недотянул, много было внешне-изобразительного, картина получилась не сливающейся в единое целое. А после Мусоргского играли концерт для фортепьяно с оркестром В. Казенина, президента авторского совета РАО. Честно говоря, я боялся этой музыки, во-первых, потому, что давно современной музыки не слушал, а во-вторых, ведь это мой хороший знакомый, в известной мере начальник. Не придется ли врать? Всё это энергично, слитно, грамотно, замечательно играла пианистка Иванова — я такого не ожидал. Местами слышались, правда, Стравинский и Прокофьев. Во втором отделении, когда стали играть два концерта: один для флейты с оркестром, а второй — для саксофона с оркестром Андрея Эшпая, мне тоже кое-что слышалось. Но, в общем, удивительная радость от музыки, так приятно поздравлять людей, при этом не кривя душой. Музыка дает ощущение счастья и поднимает тебя в собственных глазах. Кстати, во время второго концерта — Эшпая — я хорошо подумал о своем романе. Упрощать, упрощать и упрощать.
20 апреля, вторник. До семинара быстро написал несколько строк рейтинга для «Независимой газеты». Посмотрим, как там это выправят, впрочем, Вера Цветкова, которая привлекла меня к этой работе, делает это очень осторожно, и я ценю ее широту. Правда, уже поступили первые жалобы, я слишком много комментирую, но иначе мне не интересно.
1. Самой заметной персоной стала Елена Образцова со своими воспоминаниями. Вот тебе и говорящая голова! И божество, и вдохновенье, и собачка на коленях, и поразительная ненатужная искренность.
2. Лучшая передача — «Времена» с лукавым Познером, талантливо перекрывшим начинающуюся было дискуссию об ответственности бизнеса перед обществом. Сама передача была посвящена нашей тотальной бедности. В этом контексте познеровские либеральные взгляды чувствовали себя неуютно.
3. Жуткой до содрогания показалась хабаровская история с несанкционированным отъятием у людей органов для пересадки.
Врачи! Как же жить, надеяться, доверять?
На семинаре обсуждали главу из ненаписанного романа Майи Новик из Иркутска. Написано это очень плотно, довольно весомо. Это роман из жизни байкеров, но с явно детективным налетом, т. е. обычная объективистская проза, где автор пишет с точки зрения абсолютного знания. Здесь любовь, пейзажи, описание техники, причем последнее Майя делает с большим знанием, красавец байкер, другой байкер — злой гений, конфликт и пр. Для обычной коммерческой прозы это слишком хорошо сделано, а для настоящей, плотной чего-то не хватает. Очевидно, что Майя профессионал, ей надо только уточнять то, что она делает, и твердо решить, какую литературу она пишет. Но по себе я знаю: надо просто писать и не думать, что пишешь шедевр. Наши студенты ошибочно все ориентированы на шедевр, а напрасно. В этом году у меня защищается Володя Кузнецов (фон Митцех). Володя из советских немцев.
Вечером по ТV смотрел, как обычно, если получается, «Оркестровую яму». На этот раз А.Варгафтик меня разочаровал: вместо музыкального расследования он собрал воспоминания о занятных случаях с музыкантами и певцами. Передача сразу превратилась в заурядную одесскую юморину. Кстати, в этой же передаче прозвучал такой рассказ. Иосиф Кобзон со своей женой Нелли — крупной, привлекательной, даже красивой блондинкой — оказался где-то за границей. Во время антракта, на концерте, когда дверь в какие-то артистические покои была открыта, он сам услышал разговор двух дам, происходящий на русском языке:
«Иосиф Давидович женат на русской!» — «Как можно такое подумать о порядочном человеке? Я хорошо знаю маму его жены — …(имярек) Моисеевну» (за совсем точную передачу не ручаюсь, но огласовку отчества помню точно).
В связи с последним эпизодом вспомнил о другом, рассказанном мне Леонидом Ивановичем Бородиным. Сегодня вторник, и руководители семинаров все в институте. Это все на ту же тему о порядочных людях. В Ленинградской консерватории, куда Л.И. попал по своим делам, кажется, в 70-е годы, он услышал во время вступительных экзаменов, в перерыве, разговор двух преподавательниц консерватории. Одна из них была очень недовольна результатами. «Ты понимаешь, — возмущенно, громко и не стесняясь окружающих, говорила она подруге, — мне в класс двух гоев впарили». Это, пожалуй, похлеще передачи Варгафтика. Но и в его смешном классе «гоев» было очень немного.
21 апреля, среда. К посещению американского посольства я готовился как к большому бою. Мы, конечно, все — дети массовой информации, и те акценты, которые слышим от телевидения, прессы, берем из слухов, и переносим на наши отношения с жизнью. Всегда, когда я еду на работу, я вижу огромную очередь, вернее, толпу возле американского посольства. Почему-то я твердо решил, что и мне предстоит пастись в этом стаде. Но всё оказалось по-другому. Оказалось, что эти люди зря рано приходят, толкутся… Сейчас собеседование и оформление визы стоит 3 тысячи рублей, но 500 рублей все отдают некоему агентству, которое собирает документы, проверяет их, передает в посольство, а вас презентует маленьким кусочком бумаги с датой, на какую вам назначается свидание с администрацией.
Надо сказать, что американцы вокруг знаменитого дома Жолтовского выстроили очень занятную галерейку, выглядящую изнутри даже интереснее, чем снаружи. Внешне это большая конструкция, сарай или ангар, с протяженными поверху трубами или кабелями. Но всё это приведено к особому эстетическому интегралу, расставлены стулья, везде указатели, даже такие: «Мокрые полы, будьте осторожны!» Все удобно, и если вести себя не по законам стада, то до удивления просто. На выходе у тебя забирают мобильный телефон, и из-за этого у меня возникла история. В общем, мы тихо-спонтанно сидели, все приехали на час, на полчаса раньше, чем указано на билетах — 11.50. Девушки, явно русские, но с какими-то бляхами и резиновыми дубинками в руках, повели нас на второй этаж, и там выстроилась спокойная очередь, шедшая довольно быстро. За стеклом сидел, видимо, консул или один из его заместителей, перед ним стоял компьютер, в помещении висели различные объявления на русском и английском языках. Я все время сравнивал английский и русский тексты и продолжал учиться. Кстати, процедура так наз. дактилоскопии занимает одно мгновение: вы кладете два указательных пальца на небольшой экранчик, и компьютер фиксирует их рисунки. Но тут-то со мной и произошла заминка. В общем, моих документов в компьютере почему-то не оказалось. Сначала я хотел было набычиться, поныть, но потом решил, что надо быть веселым, сел на предложенный мне стул и начал ждать. И такое счастливо-блаженное ожидание возникло у меня вдруг! Мне ведь никто помочь не может, моя судьба не зависит от меня. Да и хочется ли мне лететь в эту Америку? Скорее, нет. Но буду улыбаться. Через пять минут из другого окошка меня поманила какая-то девушка и, удивительно, назвала меня по имени-отчеству: «Сергей Николаевич, я вас очень хорошо знаю, так как работала в газете с вашей женой». Этой девушке я решил признаться.
