Ознакомительная версия.
Выезжать из страны могли только люди, проверенные КГБ и принадлежащие к сливкам общества. Если ты выехал в капиталистическую страну, то никогда бы не посмел появляться на улице один. Только группой из 3–4 человек, в которой был всегда один доносчик, соглядатай. И если ты все-таки ушел один – прощай, работа и будущие поездки за границу, навсегда. Слово «Правда» стояло только в заголовке центральной газеты, где все страницы были заполнены лживыми словами и обещаниями. Не надо нам такой страны СССР – мы уезжаем.
У меня был один знакомый артист. В погоне за валютой он на всем экономил, мечтая привезти домой одежду для жены и детей с Запада. Для этого с ним был вечный кипятильник. Он промывал раковину для умывания в отеле, наливал туда воду, засыпал два пакета сухого супа. И вот однажды, когда он приступил к приготовлению супа и всунул кипятильник в воду, произошло короткое замыкание. Свет в отеле вырубился. Наступила темнота и хаос. Бегая по коридорам в поисках рубильника, люди сталкивались друг с другом, пока не нашли причину, и свет был включен. Даже народные артисты не могли позволить себе провести время в ресторанах, настолько были бедны, что экономили деньги на одежду западного производства.
Я вспомнил об одном случае. Далекое прошлое 1948 года. Мне 14 лет. Утро. Во дворе появляется полупьяный художник Лепилин. Он – участник войны. Прошел от Москвы до Берлина. Ноги нет, к колену привязана деревяшка. «Вот хорошо, что я тебя встретил, Фердинанд! Имя-то какое. Напоминает Германию». Мы садимся на скамеечку у почти сгнившего стола во дворе. Удивительная пара. Мальчишка, а напротив старик. Я слушаю его внимательно. Слова толчками вылетают из его рта, в котором торчат два-три зуба. Он жестикулирует дрожащими руками. Алкоголь без меры добивает его. Ему было лет пятьдесят. Он рассказывал мне, что побежденные жили в сотню раз лучше, чем победители. Он знал, что я о разговоре никому не расскажу, так как папа был немец. Поэтому он столько мне всего рассказал, что хватило бы на сто лет страшных сталинских лагерей.
Сейчас мне 77 лет, но я помню тот разговор до слова. Как ни странно, я понимал Лепилина. Нет – в 1976 году я и моя семья не хотели больше жить в стране СССР. Чудеса часто посещают людей. Они особенно приятны, когда окрашены в розовый цвет. Вот я просыпаюсь утром, открываю глаза и… у меня ничего не болит. Мне подарен целый день жизни, полный забот и светлых надежд. Это мой день, и я должен прожить его хорошо. Но иногда я принимаю близко к сердцу коварную жизненную суету, окружающую меня в XXIвеке, полном тревог, неразберихи и какого-то мерцающего обмана. А где же другие чудеса?
Да вот они. Я прожил 75 лет. И если за всю свою жизнь я написал три письма, то это много. Терпеть не мог бумагу и чернила еще со школьной скамьи. И вдруг, после тяжелой болезни, приведшей к операции, уже находясь дома, я попросил жену пойти в магазин и… купить ручку и бумагу. В ответ я увидел удивленные глаза. «А зачем?» Я не стал отвечать и повторил свою просьбу. Появилось все, что я просил … и пять книг разошедшихся в «интернете» по всему миру.
Мои замечательные предки. Крестьяне из Хаале-Заале. Моя прабабушка, моя бабушка, мой дедушка, мама дедушки, сестра дедушки. Фото 1897 года. Смотрите, какое достоинство у крестьян. Смотрите, как одеты. Смотрите, смотрите, как было 104 года назад: и это – крестьяне.
Георг Фингер. Герой Первой мировой войны. Награжден высшей наградой – «Железным крестом». Мой отец. Фото 1920 года.
Моя мама. Фото 1923 года. Жила самостоятельно в г. Аленштейн. Германия.
Глава III
Подготовка к отъезду
К тому времени, когда я пишу эту книгу, прошло 33 года с достопамятной встречи с Моней. Маленький, лысый еврей, лет пятидесяти пяти доставил нам и горести, и радости. Подарил нам надежды пережить время между подачей документов и получения визы на выезд. О нем немного позже.
Как и почему в этот удивительный день жена прибежала на птичий рынок? На это были чрезвычайные причины. Во-первых, мы были коренные москвичи. Мы любили наш город, который Теофиль Готье описал 150 лет назад. В 1950–60-х годах это был еще почти патриархальный город. Чистый, мытый и с кривыми улицами, по сторонам которых стояли купеческие дома. Почти не было ужасных промышленных районов, которые так уродуют города. Конечно, торчали сталинские высотки, но они не были настолько ужасны, чтобы изуродовать архитектуру города.
Я мог вечерами сидеть в пахнущем липовым цветом воздухе с друзьями и подругами и петь песни под гитару у памятника Пушкину. Тишина. Небольшой поток машин, говорок проходящих людей. Дожди в Москве быстрые, летние, теплые, щекочущие и совсем не надоедливые. Пошел и прошел. Снимай ботинки или туфельки и беги со счастьем по теплым чистым лужам. В 1952 году магазины были заполнены продуктами и отрезами материи. Все это только не для простого народа. Еда стоила очень дорого. Было не до деликатесов, лишь бы прокормиться. Зато чистый воздух выдавался бесплатно. За этим Сталин уследить не мог. На прилавках стояли огромные банки с черной икрой всех сортов. Осетры поражали своими размерами. Шелка, которых сейчас в 2011 году на Западе и не найти. Любые породы рыб, маслины. Да и всего не перечислить. При всем при этом не было дня, чтобы народ не мучился мыслями о том, как прокормить себя и своих детей. Подавляющее население страны жило в коммуналках.
Бедность была уделом народа. Таких продуктов, которые были в магазинах Москвы в те времена, теперешние русские люди никогда не смогут попробовать. Они были самого высокого качества. Но абсолютно недоступны большинству населения страны. Наша семья всегда недоедала. На перемены надеяться было нечего. Картошка, капуста, керосин – готовь и ешь.
Во-вторых, советская власть запросто и без размышлений распылила моего папу, мать жены, родных моей мамы. В общем, рассчитались с ними по полной программе, причем ни за что.
В-третьих, два человека, оба с высшим образованием, зарабатывали только на то, чтобы прокормиться и дать музыкальное образование сыну.
В-четвертых, основным моментом для решения уехать был случай, который мы наблюдали в 1975 году в универсаме. Мы пошли купить мяса. Из какой-то двери магазина со скрипом выехала квадратная конструкция, напоминающая клетку для тигра. Клетку со ржавыми прутьями на колесах. Внутри нее лежали грубо порубленные куски мяса, вперемежку с костями.
Толпа людей стала остервенело вытаскивать эти куски между прутьями. Ажиотаж был необыкновенный. А администратор с красной рожей, с ухмылкой смотрел на происходящее. Я сказал жене: «Пойдем. Это – конец».
В-пятых, об очень грустном. Мама моей жены, потрясающий по честности и порядочности человек, прошедший всю войну от Москвы до Вены, орденоносец, работавший на закрытом предприятии, была загнана системой в тупик и покончила с собой. Видимо, не могла по-другому, хотя на руках были ордер на квартиру, внук и любимая дочка. Я не мог найти места, чтобы достойно ее похоронить. В двух случаях я видел поля, отведенные под кладбища. В свежевырытых могилах стояла наполовину вода, куда и опускали гробы.
Когда я нашел приличное место на другом кладбище, то через месяц мне сказали, чтобы я забирал урну, так как в этом месте будут хоронить крупного чиновника. Я забрал, будь они трижды прокляты.
В-шестых, какой там барон Мюнхгаузен, он младенец перед нашими умельцами. Ложь, ложь, сплошная ложь во всем. Страна на глазах падала в яму. И жить нормальному мыслящему человеку в ней стало невозможно. Анекдот: «Красная площадь, Кремль, надпись – «Кто ЗДЕСЬ не работает, тот не ест».
В один из хмурых осенних дней мы посетили мою маму. Она встретила нас и, посмотрев на нас материнским теплым взглядом, сказала: «Эх, что-то мне не нравится, как вы выглядите. За эти деньги не стоит и работать». Нам слова мамы очень понравились. Вообще по нам лучше много работать и за это достойно жить.
– Может, вам смотать отсюда, да поскорее?
Я возразил: «Мама, если мы отсюда уедем, то зачем ты меня рожала? Мы же с тобой потом никогда не увидимся».
На что она мне возразила: «Времена меняются, сыночек. Дай Бог, и увидим друг друга, да еще проживем сто лет».
Я маму втройне зауважал. Эта женщина, прошедшая ад 1937 года, видимо, знала, что говорит.
– Я еще предчувствую, что эти недоумки от безнадеги затеют войну, а у вас растет сын.
Ну, точно как в воду смотрела с этим Афганом. Нам этот совет захотелось использовать. Тем более, что под маминой квартирой жил сосед Арон с женой Галей. Они пару лет назад решили уехать в Израиль. Но совсем не приняли во внимание, что работали на каком-то предприятии, где на 1/3 было что-то секретное. Вот эта забывчивость и стоила им потери работы. Их не выпускали упорно. Жили они на крошечное пособие, которое выдавала им какая-то еврейская организация, видимо, международного масштаба.
Ознакомительная версия.
