Ознакомительная версия.
Владыка Антоний с радостью и простотой принимал помощь. Мне несколько раз посчастливилось стать его провожатым по дороге в магазин, и я с благодарностью вспоминаю несколько часов моей жизни, которые прошли в общении с ним во время этих походов.
* * *
– Хотите пойти со мной? Пожалуйста, сходим вместе, только вам придется везти эту тележку. Она со временем стала неуклюжей, но я к ней привык. Я ведь тоже теперь неуклюжий, старый, легко могу споткнуться. Мы оба с ней старые. Нам обоим пора уже уходить, – просто сказал владыка Антоний однажды, увидев меня подбегавшим к нему в один из октябрьских дней 2002 года.
Мы вышли с ним из пустого храма через боковые голубые двери. В этот день не было службы, церковь была пуста, я занимался подготовкой предстоящего богослужения Покрова Божией Матери, уже порядком устал. Потому, когда услышал скрип открывающейся двери, мгновенно понял, что это владыка Антоний – больше некому – выходит из дверей своей квартиры. Сбежав с клироса, я устремился к нему, испросив благословение. Я чувствовал на себе его взгляд, чувствовал, что он сейчас не только осеняет меня крестом, что он делал всегда медленно и с особым значением, но и молится обо мне, быть может, на всю оставшуюся мою жизнь. Он мог так делать, ему было это дано, я верил в это. Он был уже стар, болен, передвигался с трудом, но в нем жила огромная воля к жизни, невероятная сила духа. Ум его был по-прежнему бодр, здрав и остер.
…Мы вышли на площадь, которая в пасхальные дни превращалась в храмовое пространство, увеличивая число молящихся до нескольких тысяч, а в обычные дни являлась типичным городским местом парковок машин, жизни рядом находящихся школы и нескольких посольств. Мы завернули за угол.
– Хотите, я проведу вас тем путем, каким хожу уже почти пятьдесят лет? – спросил владыка. – Когда-то мне эту дорогу показал отец Лев Жилле.
Мы медленно шли по брусчатке старой улочки, которая носила название Эннисмор-Гарденс-мьюз. Мьюзы есть повсюду в Лондоне.
Это традиционные улочки, дома которых имели большие и широкие двери. Через эти двери въезжали повозки-кэбы – лондонские такси прошлых веков. В каком-то смысле мьюзы напоминали наши русские слободы, населенные представителями одной профессии, в данном случае извозчиками. Теперь же мьюзы стали лакомой недвижимостью, которая по карману состоятельным банкирам, юристам, звездам спорта и кинематографа. Но кто бы ни поселился на мьюзе, обязан был сохранять внешние признаки былой кучерской улицы – большие ворота, светлый окрас внешних стен дома. Каждый из домов английского мьюза примыкает друг к другу и имеет отличный от соседнего цвет стен. Все вместе они выглядят как нарисованные и напоминают веселую театральную декорацию. Из-за брусчатого покрытия на мьюзах нет деревьев, посаженных в землю. Зато рядом с каждым домом стоят большие кадки с зеленью или цветами.
Эннисмор-Гарденс-мьюз, Лондон
…Владыка что-то рассказывал: о своем детстве, о переездах из страны в страну, о войне.
– Ну что я все о себе и о себе. Расскажите-ка лучше, как вы живете, как дети и Галя? Мальчики, верно, ходят в школу? Как учится Сережа? Наверное, здешняя жизнь отличается от московской?
…Сумка-тележка немного поскрипывала и подскакивала колесами на камнях, то ли скорбя, то ли радуясь неровностям мощеной дороги. Еще поворот, и мы оказываемся в узком дворе шириной в одну машину, проходим через арку, неприметную даже вблизи, и выходим на Монпелье-Плейс.
– Скажите, владыка, что требуется, чтобы стать священником? – робко спросил я. Владыка остановился, посмотрел на меня внимательно и серьезно.
– Если вы спрашиваете о себе, то, прежде всего, вы сами должны понять, нужно ли это вам лично? Нужно взглянуть на себя глубоко и ответственно. Священство – это, прежде всего, ответственность и служение ближнему. Потом мне надо прийти к вам домой и поговорить с Галей и вашими сыновьями. Вся семья должна понимать, что произойдет, если отец станет священником.
Давайте отложим этот разговор на месяц, я приду к вам, мы поговорим и решим, как быть дальше. А пока надо наречь вас чтецом и посвятить в стихарь. Это мы можем сделать уже в ближайшее воскресенье.
Болезнь митрополита Антония развивалась стремительно. Через месяц он уже начал регулярно ездить в больницу на процедуры, силы его убывали, и к этому разговору мы больше не вернулись. А в ближайшее воскресенье, придя в собор, я подошел перед службой к владыке Антонию за благословением: «Владыка, вы хотели меня сегодня посвятить в стихарь». – «Да, хотел, но у меня сегодня совершенно нет сил. Попросим владыку Василия или, если хотите, подождем до следующего воскресенья. Бог даст, будут силы, и мы сделаем это. Решайте». – «Владыка, я подожду».
…Мы идем по Монпелье-Плейс. Возле красивых, ухоженных домов припаркованы «ягуары», «порши», «лексусы» последних моделей, говорящие о немалом достатке их владельцев, живущих здесь. Еще поворот, и мы заходим в магазинчик. Мгновение, и я вижу, как лицо человека, стоящего за стойкой, расплывается в улыбке. Это Али, хозяин магазина, на вид ему лет пятьдесят, но и он, и владыка Антоний хорошо знают друг друга. Последние лет пять митрополит Антоний регулярно ходит за покупками именно сюда. Али тут же начинает справляться о здоровье владыки, сетует на переменчивость английской погоды. Они говорят о самых обычных вещах, как давние приятели. Али смотрит на владыку с нескрываемой радостью и с несомненным уважением к возрасту собеседника. А тот с юмором отвечает на вопросы, поддерживает разговор, и видно, что он приятен им обоим.
Али-мусульманин, владыка Антоний-православный. Что могло быть общего у них? Они никогда не обсуждали религиозных тем. Али даже не знал, кто был владыка Антоний. Но Али с полным основанием считал владыку своим постоянным клиентом, почти другом.
– Такой приятный человек, простой, деликатный. Он каждую неделю приходил сюда, мы разговаривали. Он интересовался моей семьей. Я чувствовал, что его интерес к моей жизни есть нечто большее, чем обычное вежливое, принятое у англичан «Как поживаете?»
– Он покупал продукты, охотно принимал советы, а потом я иногда провожал его до мьюза. Вы, наверное, знаете, здесь много красивых улочек вокруг. Там мы расставались, и я возвращался в магазин, а он шел дальше. Я никогда не спрашивал его, кем он был, но сердце мне подсказывало, что он был очень хороший человек. Вы говорите, он был русским?
Так говорил мне Али уже после смерти владыки Антония, когда я специально зашел к нему, чтобы сообщить печальную весть. Али очень удивился, когда узнал, кем был владыка Антоний в жизни, не переставая повторять: «Такой приятный человек. Знаете, такой приятный».
Мы с владыкой начинаем обход магазина. Из его кармана извлекается небольшая записка-памятка о том, что требуется купить. Владыка берет то, что ему нужно, и просит меня опускать отобранное в сумку.
– Я должен просить у вас прощения. Сегодня среда, а я должен купить молоко и сыр. Но я покупаю это не для себя. У нас есть несколько стариков-прихожан, кто-то из них старше меня. Они давно не выходят из дома, я покупаю это для них.
– Владыка, это вы простите, что я стал свидетелем этого и вам приходится еще и оправдываться.
Обход первого этажа закончен. Чтобы продолжить, надо спуститься в подвал. Я прошу у него разрешения сходить вниз и самому принести нужное, но владыка поручает это хозяину магазина, который все это время был рядом с нами и, казалось, только и ждал этой просьбы.
Закончив наполнение сумки продуктами и расплатившись, владыка Антоний пожелал хозяину здоровья и хорошего дня. На этом наш продуктовый поход не закончился. Выйдя от Али, мы направились в другое, как сказал владыка Антоний, заведение – во французскую кондитерскую, которой на тот момент владели то ли болгары, то ли сербы.
Там владыку Антония тоже хорошо знали, быстро собрали, что он просил, и мы отправились в обратный путь.
Возвращались мы тем же путем, каким шли час назад, иногда молчали, иногда я что-то спрашивал у него. Мысль о том, что мы идем с ним вместе в последний раз, ни разу не появилась у меня. О болезни владыки Антония еще никто не знал, кроме самых близких к нему людей. Не только мне, всем в соборе и епархии казалось, что владыка Антоний будет с нами всегда, будет по-прежнему доступен и открыт для разговора, для вопроса, для благословения. Его почти девяностолетний возраст никто в расчет не принимал. Он всегда был в храме, в сознании многих он как бы сросся с его стенами и колоннами, слился с его иконами. Многие в России так и называли собор в Лондоне – храм митрополита Антония. Нам всем казалось, что так будет всегда.
Такие записки, сделанные рукой владыки, иногда появлялись на дверях собора
…Мы пришли в собор. Владыка Антоний поблагодарил меня за помощь и благословил перед самой дверью в квартиру. Я смотрел ему вслед. Видел, как он открывает дверь ключом, который всегда висел у него на шнурке, на поясе, как ему трудно было повернуться и тянуть за собой сумку. Я расстался с ним, не думая, что таких прогулок с ним у меня больше не будет. В действительности практически ни у кого в приходе встреч с владыкой Антонием больше не будет. Он проведет несколько последних бесед в октябре-ноябре 2002 года. Беседы будут по-русски. Мне они теперь кажутся разговором-прощанием. Владыка Антоний вспоминал, как все начиналось, как было трудно всем и ему, когда он только приехал в Англию. Он говорил о русской эмиграции первой волны, о приходе и священниках, об Англии 1950-х, о людях, с кем он служил, общался, с кем строил епархию. Он говорил о дне сегодняшнем, о новых проблемах и путях их решения. Он говорил о будущем. В январе владыка Антоний служил новогодний молебен, затем служил в Рождественский сочельник и в сам праздник Рождества, и мы потом долго не будем его видеть. В приходе поползли слухи о его болезни.
Ознакомительная версия.
