Ознакомительная версия.
Вожди политических групп, игравших доминирующую роль в Февральской революции и тоже оставшихся после Октября без власти и без видимой поддержки населения, искали реальной силы для новых попыток торжества своих идей. Примыкая к более реакционно настроенным военным группировкам, они неизбежно теряли лицо и сразу же должны были идти на компромиссы.
Огромная пропасть, лежавшая между крайним правым и крайним левым крылом тогдашней русской общественности, враждебной овладевшим властью большевикам, конечно, мешала им объединиться даже для борьбы против общего врага.
Отсюда – неизбежный раскол, дробление сил. Образовались две политические группы: «Национальный центр», куда вошли представители высшей царской бюрократии, представители крупных промышленников, землевладельцев и т. д., и «Союз возрождения России», включавший все политические течения от левых кадетов до умеренных социалистов-революционеров. В «Союз» входили и беспартийные элементы: военные, трудовая интеллигенция, чиновничество и пр.
«Национальный центр» определенно потянул к югу, к начавшим уже там свою деятельность военным группировкам.
Руководство южным движением сначала находилось в руках весьма популярного в то время генерала Корнилова6, вскоре погибшего в одном из боев с советскими войсками. Затем южное добровольческое движение возглавляли генералы Алексеев7 и Деникин8, а после скорой смерти престарелого и сильно недомогавшего Алексеева руководство перешло всецело в руки Деникина.
Превосходный корпусный командир, а затем командующий армией и фронтом, Деникин был пока вопросом как политическая фигура. Известна была лишь его определенная ненависть к социалистам и керенщине, что он ничуть не скрывал и что было тогда весьма популярно на юге. Грубоватая солдатская откровенность Деникина, а равно его склонность к красивой, скорбной фразе привлекали к нему офицерские симпатии.
Деникин, конечно, не был достаточно родовит и наряден для той придворной, военной и гражданской знати, которая стекалась на юг. Вокруг Деникина все же кое-кто «болтал» о демократии, народоправстве и других «несуразных» предметах, но это терпелось ради страстно ожидаемого реванша. Во всяком случае, основной лозунг юга – единоличная военная диктатура как промежуточный этап к конституционной «монархии волею народа» – не казался особенно страшным и был, во всяком случае, приемлемым.
«Монархия волею народа», правда, выдвигала досадную мысль об Учредительном собрании, но с этой стороны позаботились большевики, разогнав таковое 5 января 1918 года, а созыв нового Учредительного собрания оставался вопросом далекого будущего.
В «Союзе», где весьма сильно было представлено народническое течение, во главе со старым народовольцем Н.В. Чайковским9, основным лозунгом было Учредительное собрание. Союз поддерживал также идею восстановления Восточного фронта в тесном сотрудничестве с союзниками. В этом направлении были сделаны уже кое-какие шаги.
Лозунг «борьба за Учредительное собрание» в то время был весьма популярен. Только этот лозунг мог быть еще в известной степени противопоставлен тем угадавшим настроение широких масс лозунгам, которые смело, не пугаясь их разрушающего значения, кинули вожди пришедшей к власти партии в изнуренные войной массы.
Лозунги, выдвинутые большевиками, имели огромное преимущество. Они были не только мало осязаемой абстрактной идеей, но имели и практический смысл. Эти лозунги были четко формулированы и вели к определенным осязаемым результатам. «Грабь награбленное!», «Не хочешь войны – уходи с фронта!», «Власть твоя – ты хозяин положения!» и т. д. Ясно, кратко и вразумительно.
Это не то что «единая, неделимая», «война до победного конца» и даже «вся власть Учредительному собранию».
К этому необходимо добавить, что и в наиболее популярном и понятном лозунге об Учредительном собрании было значительное «но». Дело в том, что престиж Учредительного собрания 1917 года был весьма сильно подорван разгоном его, произведенным большевиками 5 января. Защитниками этого именно Учредительного собрания были, главным образом, эсеры, имевшие в нем преобладающее большинство и только что довольно бесславно утратившие власть.
Со стороны же других группировок, всецело поддерживавших вообще идею Учредительного собрания, отношение к Учре дительному собранию созыва 1917 года было не только сдержанным, но скорее даже отрицательным. Такое отношение было, между прочим, и со стороны многих членов «Союза возрождения России».
Непосредственной тесной работы между «Национальным центром» и «Союзом», в сущности, не было. Все ограничивалось взаимной информацией через лиц наиболее приемлемых в той и другой организациях. Дороги были разные. Казалось, что представители «Центра» поддерживают связь с «возрожденцами» больше по политическим соображениям и то до поры до времени. Все же в «Союзе» были социалисты, с которыми им было не по пути.
Взаимная отчужденность все усиливалась. «Центр» находился под большим влиянием В.В. Савинкова10, нетерпеливо требовавшего выхода для «накопленной им энергии», которая, к слову сказать, так неудачно разрядилась потом в Ярославле. Уже в июле связь «Центра» с «Союзом» почти разорвалась. «Националисты» определенно потянулись к югу, «возрожденцы» – на восток и в Сибирь.
Внимание «Союза возрождения России» к востоку основывалось на следующих соображениях: на Волге, после чешского выступления в июне 1917 года, образовалось правительство в составе комитета членов бывшего Учредительного собрания. Организовалась так называемая Народная армия, овладевшая линией средней Волги, то есть до известной степени как бы образовалось уже ядро будущего Восточного фронта. Это – с одной стороны.
С другой – у многих членов «Союза» были большие связи в Сибири, через которые надеялись распространить там влияние Союза.
Наконец, Сибирь была еще богата жизненными продуктами, в которых уже ощущался крайне острый недостаток в губерниях Европейской России, и, кроме того, с открытием выхода к обильно снабженному за время войны Владивостоку устанавливалась прочная связь с союзниками и широкая возможность их поддержки.
Я был в составе «Союза» и являлся до известной степени его инициатором. С югом у меня не было никаких сношений. В основе южного движения было исключительно офицерское ядро. Я относился отрицательно к чисто военным (офицерским) организациям, преследующим политические цели. Они никогда не имели ярко выраженной политической, а тем более социальной идеи, не увлекали за собой широких масс и действовали успешно – так, по крайней мере, свидетельствует история – только при дворцовых переворотах. Гражданское мужество и решительность военных вождей всегда оказывались ниже их профессионального боевого мужества на внешнем фронте. Этот недостаток проявили в свое время и декабристы в бою на Сенатской площади. Они охотно переменили бы императора, но не решались стрелять в стоявших против них своих же солдат.
Существовавший при Ставке, так называемый «Союз офицеров» не был в этом отношении исключением. Он быстро оторвался даже от солдатских масс и безнадежно пытался «делать» политику. «Союз георгиевских кавалеров», в который входили и солдаты, попытался было выступить в защиту монархии, но он бесславно сошел со сцены еще в начале Февральской революции. Предводимый генерал-адъютантом Ивановым батальон георгиевских кавалеров, не дойдя до Петрограда, после переговоров с представителями Комитета Государственной думы и Совдепа отказался от своей попытки и рассеялся как боевая единица.
Карьера Наполеона и его появление на исторической сцене были гораздо сложнее, чем это казалось кандидатам в русские Наполеоны и их горячим сторонникам.
Заблуждение это особенно сильно укоренилось на юге, где поголовно грезили диктатором. Как зараза, это заблуждение проникло затем и в Сибирь. Там, правда, из уважения к демократизму, готовы были помириться на Вашингтоне (обращение А.В. Сазонова11, известного сибирского кооператора, к Колчаку).
Действительность, как известно, рассеяла эти мечтания. Окончательно похоронил их приморский «воевода» генерал Дитерихс12.
За внешним либерализмом южных группировок всегда чувствовалась атмосфера скрытой реакции. Симпатии мои определенно были на стороне Волги и Сибири, куда в июле 1918 года я и отправился как делегат «Союза возрождения России» для участия в Государственном совещании по созданию единой объединяющей центральной власти.
Обстановка к тому времени на Волге и в Сибири была такова.
Июньское восстание чехословаков явилось толчком к образованию двух новых мощных очагов борьбы против большевиков: на Волге в районе Самары и в Западной Сибири.
Объединившиеся вокруг чехов русские военные организации послужили зародышами Народной и Сибирской армий, на которые, в свою очередь, опирались вновь организовавшиеся правительства: Самарское, из членов Учредительного собрания созыва 1917 года – Комуч13, и Сибирское14 – из местных общественных и политических деятелей.
Ознакомительная версия.
