51-летний Сечин[3] в прошлом военный переводчик в Мозамбике. По профессии — филолог-романист со знанием португальского и французского. С момента знакомства с Путиным в 1990 году они больше не расставались. Вместе работали в петербургской мэрии, вместе приехали в Москву. При Путине-президенте Сечин занимал должность заместителя руководителя администрации президента и помощника президента. При Путине-премьере он оставался его правой рукой в должности заместителя премьер-министра, курировавшего в том числе энергетику. До 2003 года Сечин был сильной, но теневой фигурой в окружении Путина. Его имя публично прозвучало в связи как раз с делом ЮКОСа. Его считают организатором и куратором этой истории. Он сам старается избегать этой темы и публично ее не комментирует. Лишь один раз в интервью Financial Times, отвечая на вопрос о политической подоплеке дела Ходорковского, Игорь Сечин отослал журналистов за правдой о деле Ходорковского к прокурорам, а не в суд, где как раз в это время продолжался процесс над Ходорковским и Лебедевым. Он заявил следующее: «Будь я на вашем месте, я бы пошел к прокурорам и просил их показать дело. Вы бы получили абсолютно четкий ответ на этот вопрос»[4].
Для меня очевидно, что де-факто именно под контроль Сечина перешел бизнес Ходорковского.
История Ходорковского все больше напоминает историю Железной Маски не в смысле таинственности, а в смысле «закрытого» по велению «сверху» надолго или навсегда узника. Каждый раз при упоминании фамилии Ходорковского Путин не в состоянии скрыть раздражение и даже не пытается быть беспристрастным. Может, он и впрямь поверил в запущенную в том же 2003 году не самым известным до этого момента пиарщиком Станиславом Белковским версию о заговоре олигархов против Путина, согласно которой главный заговорщик Ходорковский при поддержке коллег-олигархов собирался подкупить российский парламент и региональные заксобрания, а затем устроить государственный переворот. Почему-то предположение, что российские депутаты поголовно продажны и олигарх якобы мог легко их купить, никто не счел абсурдным. Эта история начиналась с абсурда и абсурдом продолжается.
Несмотря на базовое юридическое образование, вновь избранный президентом Владимир Путин позволяет себе публично намекать на причастность Ходорковского к убийствам, которые ни разу не вменялись ему в вину. При этом на втором году второго процесса над Ходорковским Путин в интервью «Коммерсанту» безмятежно заявил, что вообще ничего не знает о втором процессе[5]. А через 10 дней на встрече с российскими и иностранными политологами его интонации резко изменились. Адам Михник, который задал премьер-министру вопрос о судьбе Ходорковского, рассказал после встречи: «Меня поразило, как сразу изменилось его лицо, как к нему прилила кровь. Со страстью он начал говорить: „Шеф его охраны убивал людей! Разве он мог не знать этого! Мы же не дети!“ До этого он был в прекрасной форме, расслабленный, остроумный. А тут сразу стал очень жестким и в то же время проявил глубокие эмоции: тема его очень задела лично»[6]. В России, где любое слово Путина не остается неуслышанным, такое заявление, к тому же не первое, в разгар судебного процесса вряд ли можно считать невмешательством в судебные дела. О деле Алексея Пичугина, того самого «шефа охраны», приговоренного к пожизненному заключению при весьма сомнительной доказательной базе его причастности к убийствам и исчезновениям людей, знает еще меньше людей, чем о деле Ходорковского, что Путин неоднократно и умело использует в разговоре с «народом» и с иностранцами.
В этой истории есть что-то глубоко личное, поэтому у меня и многих других наблюдателей нет сомнений, что Ходорковский — личный узник Путина. Или, если угодно, личный узник силовой корпорации, возглавляемой Путиным.
С 2003 года Михаил Ходорковский и Платон Лебедев сидят за решеткой. За это время у них подросли дети, а у Ходорковского еще и родилась внучка. Младшей дочери Платона Лебедева было две недели, когда его арестовали. У него четверо детей от двух браков, как и у Ходорковского. Младшим детям Михаила Ходорковского в 2003 году было по четыре года, они двойняшки. В воспоминаниях Глеба и Ильи папа — вовсе не олигарх, а просто арестант.
Из восьми с лишним лет в изоляции они провели в лагере, то есть не в тюремной камере, а в специальной зоне для осужденных преступников, немногим больше года по приговору первого суда: восемь лет лишения свободы по обвинению в мошенничестве и недоплате налогов. И по приговору второго суда с середины июня 2011 года снова находятся в лагере. С Ходорковского и Лебедева власти требуют солидарно взыскать порядка 17 млрд рублей, и это при том, что одновременно был отобран и разрушен ЮКОС.
Общая сумма налоговых претензий к ЮКОСу с учетом штрафов и пеней за 2000–2003 годы составила 582 млрд рублей, а с учетом претензий к дочерним обществам — 703 млрд рублей, или более $25 млрд по тогдашнему курсу. Причем только за 2002 год налоговые претензии к компании, включая налоги, штрафы и пени, достигли 111 % валового дохода компании. По данным ЮКОСа, налоговые претензии за 2004 год значительно превысили выручку компании за тот же год. Такие невероятные суммы объясняются беспрецедентным в России уровнем штрафов, примененных к компании Ходорковского, — 40 % от основной суммы долга вместо обычных 20 %. Эти захватывающие дух цифры — крупнейшие в российской истории штрафы и пени.
Приговор Ходорковскому и Лебедеву по первому делу вынесли 31 мая 2005 года. Видимо, чтобы добить подсудимых, еще до вынесения приговора президент Путин в июне 2004 года заявил, что компанию разрушать не будут, а уже 24 июля 2004 года было объявлено о принудительной продаже нефтедобывающего предприятия «Юганскнефтегаз» (ЮНГ) — жемчужины ЮКОСа. При этом процедура банкротства в тот момент еще не была запущена. Лучший актив ЮКОСа достался государственной компании «Роснефть», председателем совета директоров которой моментально стал, разумеется, тот самый Игорь Сечин[7].
Процедура банкротства будет запущена позднее, в 2006 году, в тот момент, когда активы ЮКОСа — и это подтверждено российскими судами — все еще превышали его обязательства, что делает процедуру изначально незаконной. Но Кремль стремился как можно быстрее стереть само название «ЮКОС» из истории, из упоминаний, из прессы. С таким же рвением стирали это название со всей продукции марки «ЮКОС», в Нефтеюганске замазывали стенды, срывали рекламу, меняли униформу и на билбордах поверх замазанного «ЮКОС» писали «Роснефть». Законность или незаконность происходившего определялась уже не в судах, а только в одном месте и одним человеком: в Кремле, Путиным.
