Мог ли устоять боготворивший природу Руссо против столь заманчивого предложения? Он согласился воспользоваться гостеприимством маркиза. Эрменонвиль, на который сменял он теперь свой чердак на улице Платриер, стал его последним прибежищем.
Воззвание Руссо не сохранилось в тайне. Оно распространялось по рукам и стало известно многим. Весной 1778 года прочитал его и Максимилиан Робеспьер. Нервы юноши не выдержали. Рыдания сдавили его грудь. Целый день провел он в страшной тоске, среди самых горьких размышлений.
Так вот что! Оказывается, учитель страдал, страдал тяжко, нуждался в помощи, быть может, находился на краю гибели. А он?.. Он, которому учитель дороже всех на свете, в это время торчал перед подъездом его жилища и трусливо ожидал, не решаясь войти. О, если бы он знал, если бы он только мог догадаться! Но что говорить о прошлом? Надо действовать. Встреча с Руссо для него необходима, иначе он все равно не найдет себе места, не узнает покоя. Надо разыскать учителя, где бы он ни был, хоть на краю света. Надо лететь к нему, не останавливаясь ни перед какими препятствиями. Завтра? Нет, до завтра ждать он не может. И Максимилиан, узнав о новом местопребывании Руссо, без промедления отправился в путь.
По густо заросшей, аллее эрменонвильского парка медленно шли двое. Высокий худой старик опирался на плечо хрупкого юноши с бледным лицом и внимательными серыми глазами. Долго длилась их тихая беседа. Они несколько раз успели обойти парк, сидели на траве у острова Тополей, опять гуляли. Взгляд Руссо просветлел, морщины на его челе разгладились. Последние годы он был замкнут и необщителен, с новыми людьми сходился плохо, и здесь, в Эрменонвиле, тщательно избегал докучливых собеседников. Но этот юноша, внешне такой холодный и подтянутый, чем-то взял его. Чем? Быть может, искренностью, которая светилась в его глазах? Невидимая волна взаимного доверия постепенно окутала их. Жан Жак, очень сдержанный в начале беседы, незаметно преобразился. Он чувствовал себя так легко и свободно в обществе этого молодого студента. Студент ищет правду жизни? Ему нужны ответы на все недомолвки в произведениях Жан Жака? Хорошо. Он сообщит ему много такого, о чем не говорил ни с кем. Глубокое внутреннее чутье подсказывало философу, что он передает свои идеи в верные руки. Он всегда верил в молодежь. Будущее, несомненно, за ней. Пусть же этот молодой человек примет его завещание. Только к вечеру, когда прохлада спустилась в аллеи и роса стала появляться на траве, утомленный учитель закончил свои излияния перед неизвестным учеником. Он обнял его на прощание, пожелал успеха в работе и сам закрыл за ним калитку парка.
Что же касается содержания беседы, то оно осталось вечной тайной. О нем знали лишь двое. Один из них — Жан Жак Руссо — умер всего месяц спустя после этой встречи, другой — Максимилиан Робеспьер — навсегда сохранил в своем сердце сказанные ему слова и никому о них не поведал.
Он бежал прямо по кочкам в сгущающейся темноте сумерек. Могучие деревья шумели над головой, то увеличивая, то уменьшая серо-синие просветы неба. Нужно было пересечь лес и выйти на большую дорогу, ведущую к Парижу; здесь можно нанять двуколку или, в крайнем случае, пристроиться на проезжей телеге. Ноги глубоко уходили в мох. Обувь давно промокла, и по телу пробегала мелкая дрожь. Но он ничего не чувствовал. Ему казалось, что он плывет по волнам или парит в прозрачном эфире. За его спиной были крылья. Мысли, перебивая одна другую, сталкиваясь, разлетались в разные стороны, образуя причудливые узоры. Свершилось!.. Теперь он уверен, что все, буквально все, чего пожелаешь очень сильно, сбудется. Сбудутся и мысли учителя, которые стали его мыслями, которые станут мыслями миллионов людей. Глаза Максимилиана широко открыты. Его губы тихо шевелятся.
— О божественный муж! Я видел тебя, я слышал твой голос, я всем своим существом — умом и душою — познал твою Правду! Ты научил меня понимать величие природы и вечные принципы общественного порядка! И я клянусь, что пойду по твоим стопам!.. Пойду прямою дорогой, никогда не сворачивая — с нее!..
Максимилиан резко изменил свои планы на будущее. Когда-то, полный честолюбия, он стремился стать первым учеником и первым студентом, с тем чтобы возможно лучше обеспечить себе карьеру в Париже. Работа в столице с большими возможностями служебного продвижения казалась ему пределом мечтаний.
Теперь он смотрел на жизнь совсем иначе. Нет! Не привлекают его более ни Париж, ни карьера.
Он вернется в свой родной Аррас, в провинцию, к простым людям. Там в повседневных трудах он лучше познает жизнь и принесет несравненно больше пользы. Там, вдали от столичной суеты, в тиши своего кабинета, вдвоем с чернильницей он осмыслит все то, что узнал здесь. Он не знает, что будет дальше, но пока что необходимо сделать именно так. Решение созрело.
И теперь он с нетерпением ждет окончания университета и дня отъезда. Он считает дни и часы. Париж, замкнувшийся в тесноте нескольких улиц, кажется ему все более чужим: душою и мыслями он уже в Аррасе.
Солнечный луч, пробиваясь через щель в ставне, скользнул по подушке и заиграл на лице спящего. Максимилиан сильно зажмурил глаза, потом открыл их и быстро вскочил с постели.
Проспал! Уже девять часов! В Париже с ним этого никогда не бывало. Здесь, в родном доме, среди бесконечных забот и попечений со стороны близких можно совсем разлениться. Максимилиан подошел к столу. Ну, так и есть! Большое блюдо было до краев наполнено еще теплыми сладкими пирогами. О, они знают его слабости и потакают им. Нет, так дело не пойдет! Он все же взял пирог, быстро распахнул окно и снова зажмурился от яркого света, разлившегося по комнате. Спокойная радость наполнила его душу. Как хорошо, как упоительно хорошо!.. Вот он, его родной Аррас, купающийся в лучах утреннего солнца, тихий и лучезарный. Как быстро все меняется в природе! Вчера, в день его приезда, шел дождь и грязь доходила лошадям до щиколоток. Казалось, так будет вечно. И вдруг такой ослепительный сюрприз! Максимилиан взялся за второй пирог. Прищурив слабые глаза, он рассматривал вид, открывавшийся из окна его мансарды. Вид не изменился. Все та же узкая улица Ра-Портер, все те же скособочившиеся домики и шпиль церкви вдали. Но как выросли деревья, теперь роняющие свои вызолоченные уборы! Насколько они стали развесистее! Раньше вот это деревце не достигало окна мансарды, а теперь его ветви уходят под самую крышу!..
Тихо скрипят ступени. Дверь сначала приотворяется чуть-чуть, потом распахивается во всю ширь, и стройная девушка в черном, смеясь, бросается ему на шею. Это сестра Шарлотта. Шарлотта — фактический хозяин семьи, хозяин несколько деспотичный: слишком уж любит она братьев и смотрит на них как на свою безусловную собственность.
