Встал Бова и слышит конское ржание. Вошёл он в хоромы и спрашивает: «Государыня – царевна! Что за конский топ и ржание в нашем царстве?» Дружневна отвечает ему: «Бова, долго спишь, ничегошеньки – то не знаешь! Пришёл из Задонского царства король Маркобрун и с ним сорок тысяч воинов, всё наше царство осадил. И батюшка мой не смог его разбить, и встретил его в городских воротах, и назвал его любимым зятем, а мне мужем». Тогда Бова пошёл на конюшню, оседлал жеребца да поехал к Маркобруновой дворне тешиться. Не было у него ни меча – кладенца, ни копья, лишь взял метлу с собой. И стала дворня над Бовой насмехаться и наезжать по пять, по шесть человек. Начал Бова – богатырь скакать, метлою махать. И прибил так пятнадцать тысяч человек. Увидала Дружневна, что Бова один скачет, и ей стало жаль, что убьют его. Надела она богатое платье, пошла к отцу своему царю Зензевею и просит: «Государь мой батюшка, вели Бову унять, что ему за честь с маркобруновой дворнёй тешиться?» И Бова поехал тогда на конюшню, и лёг спать, и спал девять дней и девять ночей… И ты спи, внучек. Что дальше было, завтра доскажу. Утро вечера мудренее.
* * *
Бабушкины рассказы и сказки, сам облик её стали для Саши незабываемыми образами счастливого детства и воплотились в благодарные строки, которые он сочинил в 1822 году:
Наперсница волшебной старины,
Друг вымыслов игривых и печальных,
Тебя я знал во дни моей весны,
Во дни утех и снов первоначальных…
Ты, детскую качая колыбель,
Мой юный слух напевами пленила
И меж пелён оставила свирель,
Которую сама заворожила.
В ноябре 1804 года Марья Алексеевна купила небольшое имение Захарово в Звенигородском уезде. В сельце тринадцать крестьянских дворов и земельные угодья окрест. Деревянный двухэтажный барский дом с портиками, бельведером и двумя флигелями стоит на пригорке, окружённый тенистым парком с цветниками. Напротив него берёзовая роща. Сад спускается к речке Шараповке, запружённой в месте слияния с речкой Площанкой. Виды вокруг сельца бабушке очень понравились. Хорошо здесь будет летом внучатам! От Москвы, конечно, далековато – сорок вёрст, зато до Звенигорода недалече. А приходская церковь и вовсе близко – всего – то в двух верстах в селе Вязёмы, имении князя Бориса Владимировича Голицына, её дальнего родственника. Прежние владельцы Захарова Тиньковы часть крестьян оставили за собой и переселили их в другие свои имения, а освободившиеся избы и один из флигелей заняли дворовые Марьи Алексеевны, крепостные и вольные. В сельцо перебрался и Егор Фёдорович Матвеев, сын овдовевшей к тому времени Арины Родионовны, а ранней весной приехала шестнадцатилетняя Марьюшка с братом Стёпкой.
В середине мая 1805 года Сергей Львович Пушкин повёз в Захарово жену и детей. Было уже тепло, поэтому отец и старшие дети с дядькой ехали в открытом четырёхместном экипаже. Няня Ульяна больше за Сашей не ходила. За подросшими мальчиками теперь присматривал дядька Никита Козлов, камердинер отца. С ними «путешествовали» моська Жужу и кот Тришка, усаженные каждый в свою просторную корзинку с мягкой подушкой. Надежда Осиповна с младенцем Лёвушкой, родившимся 17 апреля, на пасхальной неделе, болезненным Николенькой, Ариной Родионовной и кормилицей отправились в путь в закрытой карете, опасаясь сквозняков. Следом дворовые везли домашний скарб на подводах.
В дороге всё казалось Саше и Оле таким интересным! Вначале ехали по шумной многолюдной Москве с её дворцами, садами, купеческими домами, торговыми рядами, златоглавыми церквями и монастырями. Миновав заставу, выехали на Звенигородский тракт. Перед глазами проплывали подмосковные сёла и деревеньки, засеянные поля и заливные луга, леса с высокими тёмно – зелёными елями и соснами вперемежку с белыми берёзами и осинами, шумевшими молодой листвой.
Часа в четыре пополудни въехали в Захарово. Во дворе их встретила заслышавшая звон колокольчиков бабушка с дво́рней. Сергей Львович первым соскочил с подножки экипажа и подал руку жене, выходящей из кареты. Марья Алексеевна расцеловала дочь и приняла на руки крошку Лёвушку. Арина Родионовна подхватила Николеньку. Никита помог слезть сначала Оле с Жужуткой на руках, а потом и Саше. Дети стали с интересом оглядывать двор. Каким он показался им просторным после московского дворика, стиснутого со всех сторон особняками!
– Здо́рово здесь! – вырвалось у Саши.
– Очень здо́рово! – согласилась сестра. – Бабенька, а где мы будем жить? – спросила девочка у Марьи Алексеевны.
– Вон там, Олюшка, во флигеле для вас с няней и Никитой комнаты приготовлены, – ответила бабушка. – Параша, горничная ваша, знает, какая для кого.
Понянчив немного Лёвушку, бабушка поручила его кормилице и подошла к экипажу, где в корзине всё ещё восседал Тришка, беспокойно оглядываясь и принюхиваясь к новым запахам.
«Тришенька, иди ко мне, мой котик!» – бабушка взяла любимца на руки и понесла к дому, намереваясь пустить его первым по русскому обычаю.
Тут к детям с лаем подбежал серый дворовый пёс с чёрной «кляксой» на лбу. Жужу заворчала на него, а Оля в первый момент отпрянула.
«Свои, свои, Соколко! – прикрикнула на пса Марья Алексеевна. – Не бойся, Олюшка, он добрый, никого не тронет и Жужутку твою не обидит».
Первым осмелился Саша и почесал пса за ушком. Соколко весело завилял хвостом – бараночкой. Тут и четырёхлетний Николенька подбежал и стал его гладить. Оля с опаской спустила всё ещё ворчащую моську на землю. Собаки обнюхали друг друга и подружились. Да и не из – за чего им было ссориться! Жужу ведь вовсе не претендовала на удобную Соколкину конуру, а пса её диванная подушка подавно не интересовала.
«Ну вот и поладили. Триша, да не рычи ты», – бабушка успокаивающе погладила кота и пошла в дом. Следом вошли Надежда Осиповна и Сергей Львович. За ними дядька Никита и повар Алексашка понесли тяжёлый сундук с добром.
Дети заглянули в свои комнаты во флигеле и, сочтя их вполне подходящими, тут же выбежали во двор. Как здесь было чудесно! Вокруг благоухала сирень, шумели берёзы и липы, а яблоневый сад уже отцветал.
Засидевшиеся в дороге Оля и Николенька стали весело бегать по двору. К ним присоединился Стёпка и обе собаки. Тут и Саша начал носиться вместе со всеми с неожиданной прытью.
Пока родители устраивались в доме, обнюхавший и одобривший новые владения Тришка важно вышел на крыльцо. Вдруг из кустов выскочил поджарый рыжий кот – кудлатый, весь в репьях.
