В районе Пскова полету мешает облачность. Где же стреляют? Я, признаться, волнуюсь. Внимательно наблюдаю за воздухом. Высота уже восемьсот метров. Идем под облаками. На горизонте показался город Остров. Справа что-то горит. Клубы черного дыма застилают город. Слева, чуть дальше, видны еще два очага пожара. По дороге на Псков, поднимая пыль, идут танки. Сомнений нет — фашистские. Но нас никто не обстреливает. Вот уже и окраина Острова. Слева на встречных курсах под самой кромкой облаков проносятся два самолета. Возможно, это вражеские истребители. Разворачиваюсь на обратный курс. Ощущаю напряженное биение сердца. Стараюсь подавить волнение. Но самолеты уже исчезли.
Неожиданно хлопья черных разрывов преграждают нам путь. От одного из них мой самолет ощутительно качнуло. Мы набираем высоту, но снаряд за снарядом упорно рвутся близ нас: сверкнет язычок огня и тут же накроется, как шапкой, темным дымком. Конечно, не очень приятно, когда по тебе стреляют, но мы уже притерпелись. Страха нет. Резко пикируя, уходим вниз и бросаем опустевшие картонные баки (случись бой — они будут только мешать). Вижу, как, причудливо кувыркаясь, падают подвесные баки Алиева. Вражеские артиллеристы, видимо, решили, что это бомбы. Интенсивность обстрела сразу уменьшилась.
Направляемся к Пскову. По дороге идут и идут танки. Сколько их! Так хочется разрядить по ним хоть часть пулеметной ленты. Но что толку от такого удара! И все же я не выдерживаю, разворачиваю звено на колонну и пикирую. Как ни густа пыль, а черные кресты на танках хорошо различимы. На Ленинград ползут гады! С ожесточением нажимаю я на гашетку. Обстреляв колонну, ухожу в сторону от дороги. Товарищи поступают так же и снова идут рядом со мной. Противник ведет беспорядочную стрельбу, но мы относимся к ней спокойно. Обстановка предельно ясна. Берем обратный курс.
После посадки я с какой-то особой легкостью выскакиваю из кабины. На стоянке нас встречают Новиков, Исакович и какой-то незнакомый нам командир, видимо представитель вышестоящего штаба. 51 докладываю все, как есть, по порядку, показываю по карте, где нас обстреляли, где и в каком направлении идет вражеская танковая колонна, какого пункта она достигла. Представитель штаба благодарит нас. Уходя, он заглядывает под плоскость истребителя, на котором летал Алиев, и обращает внимание на бомбодержатель.
— Вы что — бомбы с собой брали?
— Нет, у нас были подвесные баки, — говорит Гусейн. — Но мы с Каберовым сбросили их в момент обстрела.
— А ты где сбросил свои? — спрашиваю я у Годунова.
— Я думал — они пригодятся нам и хотел привезти их домой, — отвечает Борис, — а потом разозлился и пустил по фашистской колонне. Пусть, думаю, фашисты примут за бомбы. Глядишь, какой — нибудь от страха в кювет шарахнется.
Озорной ответ Годунова вызывает улыбки. Иван Романович Новиков хвалит его за смекалку.
— Ну что, товарищ командир? — говорит Исакович. — Теперь они обстрелянные и, можно сказать, видавшиевиды бойцы.
Новиков тепло улыбается и торопит нас завтракать:
— Идите, а то все остынет…
Однако спокойно позавтракать нам не удалось. Ребята налетели с расспросами: где были, что видели? Всех волновало сообщение о том, что немцы уже под Псковом.
Я отодвинул тарелку с недоеденным гуляшом. Фашистские танки, увиденные под Псковом, не выходили у меня из головы. Все еще мерещилось, как, поднимая пыль, идут они по дороге, эти стальные чудовища с черными крестами на броне. Неужели наши войска не смогут остановить их там?..
Вошедший в палатку посыльный матрос Евгений Дук прервал мои размышления. Он наклонился между мной и Алиевым и как бы по секрету сказал, что после завтрака мы все трое должны зайти к командиру. Годунов допивал чай и все еще рассказывал сидевшим рядом с ним товарищам, как он за неимением бомб бросил на немецкие танки свои подвесные баки. Алиев подошел к нему:
— Э, йолдаш (По — азербайджански — товарищ.), кончай травить. К командиру…
Последовало еще одно задание. И вот мы снова в воздухе. Только теперь нас пятеро. Возглавляет группу Егор Костылев, его ведомым идет Борис Годунов. Плюс наше звено в полном составе: Гусейн Алиев, Николай Соседин и я.
Нам приказано прикрывать бомбардировщики в полете до цели и обратно. Цель — танковая колонна в районе Пскова.
Над условленным местом (южнее Гатчины) мы встречаемся с девятью СБ. Что за летчики в этой группе, кто их командир, нам неизвестно. Неизвестны нам ни характер бомбардировки, ни заданная высота, ни основные вопросы взаимодействия. Самолеты наши не радиофицированы. А в школе нас учили… Да, но то была школа, а тут война!..
Костылев с Годуновым идут левее и чуть сзади бомбардировщиков на одной с ними высоте. Мы с Сосединым и Алиевым держимся чуть повыше и правее. Я впервые вижу бомбардировщики в полете так близко и не могу налюбоваться ими. Девять самолетов СБ идут, что называется, клином. Они величаво покачиваются на своих упругих крыльях. Хорошие машины, но, как я слышал, они уже понесли потери от огня вражеских истребителей.
Начали появляться отдельные облака. Вскоре бомбардировщики зашли в них всей группой. Поначалу земля просматривалась. Потом обзор ухудшился. Бомбардировщики уже не были видны, и Костылев, боясь столкновения, вывел нас под облака. Мы осмотрелись и не нашли самолета Соседина. Где он? Что с ним? Ничего, догонит! Но прошло пять минут, а Соседин не появлялся. Исчезли и бомбардировщики.
Вот и железная дорога Псков — Дно. Слева видна большая станция Карамышево. Я приметил ее еще в том, разведывательном, полете. Псков обходим с восточной стороны. Проглядели, кажется, все глаза, но ни бомбардировщики, ни самолет Соседина так и не обнаружены. Высота полета — шестьсот метров. Костылев ведет нас к дороге, идущей от Острова на Псков. Здесь вовсю бьют вражеские зенитки. Справа от нас из облаков вываливается горящий самолет СБ. Неуправляемая машина, оставляя в небе витой дымный след, падает. Помочь экипажу невозможно. Остальные СБ бомбят фашистов из — за облаков. Бомбят и, может быть, отбиваются от вражеских истребителей. А мы болтаемся под облаками…
Костылев ведет группу к Пскову. Он почти весь окутан дымом. На южной окраине города полыхают пожары. Похоже, что его только что бомбили. Танков на дороге нет. Возможно, там, в Пскове, идет бой. Но где же бомбардировщики? Я понимаю, как тяжело сейчас нашему ведущему Костылеву. Но и мы волнуемся не меньше. Чувство беспомощности перерастает в отчаяние. Горючее подходит к концу, а мы все еще крутимся возле Пскова, тщетно пытаясь найти своих товарищей. О выходе за облака и думать нечего. Мы не знаем их толщины. Можно столкнуться с возвращающимися бомбардировщиками. Радиосвязь — только она могла бы теперь поправить дело. Гляжу на маленькую панель радиоприемника, смонтированную на приборной доске моего самолета, и негодование охватывает меня.
