Федор успел написать указ: Грибоедова лишить имущества и сослать в Сибирь.
То ли стрельцы так и не успокоились, то ли кто-то искусно подогревал их недовольство, но 15 мая 1682 г. стрельцы являются к Кремлю с криками, что Нарышкины задушили царевича Иоанна. Наталья Кирилловна пытаясь успокоить их, вышла на Красное крыльцо вместе с патриархом, боярами, царем Петром и царевичем Иоанном. Однако это не усмирило восставших. Пешки решительно атаковали фигуры.
Вот как историк Костомаров описывает апогей стрелецкого бунта. Стрельцы ищут Ивана Нарышкина, брата царицы Натальи, который, по слухам, надевал на себя царский венец и садился на трон, а когда Софья и Иоанн стали его укорять, то он накинулся на них с кулаками, а потом едва не задушил Иоанна.
«На другой день, — рассказывает Костомаров, — часов в десять утра, опять раздался набат; стрельцы с барабанным боем и криками явились ко дворцу и требовали выдачи Ивана Нарышкина. Им ответили, что его нет. Снова стрельцы ворвались во дворец искать свою жертву, убили думного дьяка Аверкия Кириллова, убили бывшего своего полковника Дохтурова… <…>
Тут царевна Софья начала говорить царице Наталье: “Никоим образом нельзя тебе избыть, чтоб не выдать Ивана Кирилловича Нарышкина. Разве нам всем пропадать из-за него?” Царица отправилась с царевной в церковь “Спаса за Золотой Решеткою” и приказала привести туда Ивана. Иван Нарышкин вышел из своего закоулка, причастился Св. Тайн и соборовался. Софья изъявляла сожаление о его судьбе и сама дала царице Наталье образ Богородицы, чтобы та передала своему брату. “Быть может, — говорила Софья, — стрельцы устрашатся этой святой иконы и отпустят Ивана Кирилловича”. Бывший при этом боярин Яков Одоевский сказал царице Наталье: “Сколько тебе, государыня, ни жалеть брата, а отдать его нужно будет; и тебе, Иван, идти надобно поскорее. Не всем из-за тебя погибнуть”. Царица и царевна с Нарышкиным вышли из церкви и подошли к золотой решетке, за которою уже ждали стрельцы. Отворили решетку; стрельцы, не уважая ни иконы, которую нес Нарышкин, ни присутствия царственных женщин, бросились на Ивана с непристойной бранью, схватили за волосы, стащили вниз по лестнице и проволокли через весь Кремль в застенок — Константиновский. Там подвергли его жестокой пытке, оттуда повели на Красную площадь, подняли на копьях вверх, потом изрубили на мелкие куски и втаптывали их в грязь…
Царевна Софья, как бы из желания прекратить бесчинства, призвала к себе выборных стрельцов и объявила, что назначает на каждого стрельца по десяти рублей. Эта сумма, независимо от обыкновенного жалованья, идущего стрельцам, будет собрана с крестьян, имений церковных и приказных людей. <…> Наконец, по просьбе стрельцов, положено было выплатить им, пушкарям и солдатам за несколько лет назад заслуженное жалованье, что составляло 240 000 рублей. Софья наименовала стрельцов “надворною пехотою” и уговаривала более никого не убивать и оставаться спокойными. Она назначила над ними главным начальником князя Хованского. Стрельцы очень любили его и постоянно величали своим “батюшкою”. Кирилл Нарышкин был пострижен и отправлен в Кирилло-Белозерский монастырь».
Вероятно, эти события стали одним из самых страшных воспоминаний юного Петра, в тот день он научился не доверять ни стрельцам, ни московским боярам и старался избегать их.
Милославский организовал этот бунт, и принимала ли в этой организации участие Софья, этого мы не знаем. Но это не «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», стрельцы действовали по инструкции, у них были «проскрипционные списки», они знали, кого нужно убить. Но даже если Софья ничего не знала о подготовке бунта, она сумела повернуть его в свою пользу. «Нельзя ее обвинять в создании стрелецкого мятежа, но трудно было бы ждать от нее, чтобы она этим мятежом в своих видах не воспользовалась», — замечает один из ее биографов.
В конце концов, после множества убийств и бесчинств, которые совершали стрельцы, «добиваясь справедливости», провозглашены и коронованы в Успенском соборе два царя — Иван («старший» царь) и Петр («младший»), Софья же назначена при них регентшей. Править ей предстояло семь лет.
Наталья Кирилловна понимала, как выгодна сторонникам Софьи смерть малолетних соправителей, и берегла их пуще собственного глаза. Неслучайно ее политические противники прозвали царицу «медведицей», а Петра — «медвежонком».
Царица увозит сына в загородную резиденцию в село Преображенское. Там Петр играет «в войну» со своими «потешными ребятками», строит с ними «потешную флотилию», а Наталья Кирилловна ждет. Она знает, что время работает на нее и против Софьи. Царевна также прекрасно знала, что каждый день приближает ее отставку — едва ее братья станут совершеннолетними, как она окажется ненужной, и ей придется либо покорно уйти в тень, либо решиться на что-то немыслимое.
А между тем Петр подрастает и заводит себе новых друзей в Немецкой слободе. И первый из них — Франц Лефорт, шотландец, чья семья уже много лет жила в Женеве и успела породниться с самыми знатными и влиятельными ее семьями.
После окончания женевского коллегиума Лефорта-младшего отправили учиться к одному из марсельских купцов, но вместо этого он вопреки воле отца поступил на службу в крепость Марселя, а потом познакомился с сыном курляндского герцога Карлом-Яковом, который находился в Женеве с деловым визитом и предложил Лефорту-младшему вместе с ним поступить на военную службу в Голландии. Когда же отец Франца умер, не оставив сыну наследства, тому подвернулось новое предложение — подполковник Яков фон Фростен набирал добровольцев для службы в России. Однако наемники попали в Москву в неудачное время — царь Алексей умер, на престол вступил больной царь Федор, и ему на первых порах было не до новых войск, но возвращаться домой не на что. Франц поселился в Немецкой слободе, начал заводить нужные знакомства, и вскоре женился на Елизавете Сугэ — родственнице влиятельного офицера и дипломата Патрика Гордона.
В 1678 г. его принимают на военную службу в чине капитана, а вскоре он получил должность командира роты в Киеве в составе корпуса князя Василия Голицына, «правой руки» царевны Софьи, командовать войсками Киевского гарнизона назначен Патрик Гордон.
Вернувшись в Москву, Лефорт быстро продвигается по службе, всего за несколько месяцев пройдя путь от капитана до подполковника. Тогда же он знакомится с юным Петром. Веселый, щедрый, лихой женевец, да еще и профессиональный военный, успевший «понюхать пороху», — именно таких людей молодой царь хотел иметь в своем окружении. Лефорт же, безусловно, понимал, насколько выгодна ему эта дружба. И он поспешил привязать своего юного друга еще сильнее — помогая тому вступить в переписку с магистратами Женевы и одновременно познакомив его с хорошенькой
