Глава 4
СТАРШЕКУРСНИК
Джон Голсуорси, прибывший в Оксфорд в день святого Михаила (29 сентября) 1886 года изучать право и обосновавшийся в Нью-Колледже, был одет тщательно и по последней моде. Это внимание к одежде оставалось отличительной чертой Голсуорси на протяжении всей его жизни; лишь очень немногие из тех, кто писал о нем, не подчеркивали его природную привлекательность и усиленное внимание к своей внешности. Историк X. А. Л. Фишер, одновременно с Голсуорси учившийся в Нью-Колледже, описывает его следующим образом: «Он был высоким, стройным, хорошо сложенным и необыкновенно привлекательным; должен сказать, что он к тому же был самым хорошо одетым молодым человеком в колледже...»
Оксфорд стал для Голсуорси счастливой, если можно так сказать, беспечной прелюдией к жизни, прожитой по достаточно строгим правилам. На плечи Голсуорси в положенный срок взамен обязанностей школьника легли заботы взрослого человека, ставшие для него невыносимым грузом, потому что к каждому, даже самому обыденному делу он относился со всей присущей ему серьезностью и прилагал максимум усилий, чтобы хоть как-то облегчить страдания людей, с которыми он сталкивался на каждом шагу. Но все это было в будущем. А пока, в 1886 году, преисполненный впечатлениями от успехов в Хэрроу, он был готов наслаждаться жизнью в Оксфорде; он был богат, хорош собой и достаточно способен, чтобы завершить свое образование, не особенно перетруждаясь.
Его успехи в Оксфорде не были особенно выдающимися или блестящими, как свидетельствует X. А. Л. Фишер. «Большую часть времени он проводил с выпускниками Итона и Хэрроу, и, хотя, насколько я припоминаю, у него никогда не было конфликтов с университетскими властями, он часто возвращался к себе очень поздно и вел обычную жизнь обеспеченного, не слишком блещущего своими способностями выпускника привилегированной средней школы...
Насколько мне помнится, он не принадлежал ни к одному из интеллектуальных кружков, не читал своих сочинений в «Обществе эссеистов» и не участвовал в научных дискуссиях. Он был замкнутым, говорил мало, тихим голосом, казался впечатлительным и в то же время ироничным и даже несколько циничным (как мы тогда считали) зрителем происходящего вокруг него».
Далее Фишер добавляет, что он угадывал в Голсуорси «очень умного парня со скрытым сильным характером». Между тем в возрасте двадцати одного года Голсуорси все еще недоставало уверенности в себе; даже в кругу семьи, где он чувствовал себя наиболее свободно, он вел себя сдержанно, спокойно и менее шумно, чем его сестры.
Шелтон, герой раннего романа Голсуорси «Остров фарисеев», чей жизненный опыт во многом основан на опыте самого писателя, вспоминает годы, проведенные в Оксфорде:
«Они вошли в «Голову епископа» и пообедали в том самом зале, где Шелтон, выиграв на скачках, устроил когда-то обед для двадцати четырех благовоспитанных юношей; на стене все еще висела картина, изображающая скаковую лошадь, в которую один из них запустил тогда бокалом, но промахнулся и попал в официанта; а вот и сам официант – подает рыбный салат Крокеру. По окончании обеда Шелтону снова, как в былое время, захотелось со вздохом подняться из-за стола; снова потянуло побродить по улицам рука об руку с каким-нибудь приятелем; снова пробудилась жажда дерзать, совершать что-нибудь доблестное и беззаконное; снова стало казаться, что он – избранный среди избранных и учится в лучшем из колледжей лучшей в этом лучшем из миров страны».
Голсуорси действительно большую часть времени посвящал скачкам. «Он был (или по крайней мере казался нам) великолепным знатоком скачек», – вспоминал X. А. Л. Фишер; играя в «признание» – одну из популярнейших салонных игр викторианской эпохи, в которой участник должен был пункт за пунктом дать характеристику самому себе, – в графе «Мой любимый учебник» Голсуорси написал: ««Руководство для любителей скачек» Раффа». Но азарт Голсуорси распространялся не только на скачки; сын Сент Джона Хорнби, друга Голсуорси, говорил, что его отец часто называл Голсуорси «заядлым игроком» и рассказывал о случае, происшедшем с ними в студенческие времена в поезде, когда они вместе путешествовали и Голсуорси стал играть в карты с каким-то сомнительным типом, ехавшим с ними в одном вагоне. Он проигрался до последнего пенни и более того – заставил друга заплатить свой долг. Форд Медокс Форд, познакомившийся с Голсуорси в «Спортивном клубе», рассказывает аналогичную историю, но у него, как и следует ожидать, все выглядит более пикантно. По его словам, партнером Голсуорси был лорд Бетхерст, и Джону пришлось сделать ставку на «часы с цепочкой, булавку для галстука и кольцо с печаткой». Какова доля истины в этих байках – неизвестно, но нет сомнения в том, что Джон весьма активно увлекался и скачками, и картами.
Но интересы молодого человека распространялись и на другие сферы человеческой деятельности: он стал членом драматического общества Оксфордского университета, популярного театрального кружка в Оксфорде; он и сам сочинял пьесы для своих друзей Сондерсонов – многочисленного семейства, отец которого Ланселот Сондерсон руководил подготовительной школой в Элстри. В Оксфорде он написал пьесу «Гуддирор» – пародию на «Руддигора» Гилберта и Салливена[11] – и сам играл в ней роль Спунера, эксцентричного и пользующегося дурной славой преподавателя в Нью-Колледже.
Любительские театры играли важную роль в жизни провинции. Молодые Голсуорси и их друзья ставили спектакли; как раз участвуя в постановке «Касты»[12], Голсуорси встретил Сибил Карлайл[13], свою первую любовь. Какое-то время он относился к собственному увлечению несерьезно, расценив его как обычный флирт, лишь слегка волнующий кровь. Неоформившимся круглым почерком он пишет из Нью-Колледжа мисс Бланш Бакли:
«Надеюсь, что искусство в Ваших краях расцветает, как лавровое дерево; меня же в данный момент волнуют только две вещи («Она» и «музы»), и это происходит уже давно – с тех пор, как я увидел Вас впервые (извините за еще одно банальное выражение)», – и подписывается следующим образом: «Ваш сегодня и навсегда Джон Голсуорси».
Во время каникул, которые он проводил вместе с родными, преобладала более серьезная атмосфера. Лилиан и Мейбл Голсуорси превратились в интеллигентных, очень рассудительных девушек; родись они на пятьдесят лет позже, они бы, безусловно, стали выпускницами Гертона и Саммервилла[14]. Своих же современников эти юные интеллектуалки просто шокировали: «С самого начала мы нервничали в их присутствии, – пишет в своих мемуарах Агнесса Сондерсон. – Они были очень образованными и принадлежали к так называемой «богеме». Они носили огромные касторовые шляпы со страусовыми перьями, ниспадавшими им на плечи. Их крошечные фигурки укутаны в котиковые шубки, и все это было непривычным для нас. Говорили они полушепотом и были очень серьезными. Они блестяще владели своей речью и никогда не употребляли сленг». Но Сондерсоны очень отличались от Голсуорси; в этом большом семействе, насчитывавшем четырнадцать человек, царили свои порядки и обычаи. Молодые Голсуорси казались им чересчур благородными и хорошо воспитанными. Как вспоминает Агнесса Сондерсон, присутствие Голсуорси заставляло их чувствовать себя «неотесанными и неуклюжими», хотя позднее девушки из обеих семей стали близкими подругами.
