- Скажу, Саныч, - преданно глядя на старпома и даже не делая хотя бы условного движения в сторону швартовой палубы, отвечает помощник командира, на всех флотах страны называемый помуха.
Он мудро рассудил про себя, что на то он и мастер (командир), чтобы ругаться по разным поводам, а швартовые концы (канаты) на корме, именно ее старпом назвал таким ласковым словом ж…па, вполне прилично натянуты, и, вообще, куда он, этот пароход уплывет? Только если на дно?
- Да, механик, а ты КИПы собрал у всех БЧ? - теперь уже старпом обращается к старшему механику Вите Волкову, которого назвать по-корабельному дед язык не поворачивается - Вите всего двадцать шесть лет.
- Обижаете, Сан Саныч! - с искренней обидой отвечает механик, думая про себя, что действительно, надо не забыть сегодня же собрать у командиров боевых частей (БЧ) контрольно-измерительные приборы (КИП) и сдать в мерительную лабораторию, а то старпом, точно, шею намылит, поскольку КИПы надо было сдать еще дней десять назад.
Убедившись во всеобщей готовности к службе, начальство расслабляется, и, снова приготовившись слушать очередную байку, даже изволит пошутить:
- И шприцы у доктора забери, пусть на них деления проверят, а то уколет еще нас неправильной дозой. Помрем ведь, а один-то он сразу пароход потопит. Ему же плевать на казенное имущество. Он только за свои таблетки отвечает.
Все изображают подобострастный смешок на начальственную шутку, только доктор, опять же по-молодости, откликается:
- Вить, я тебе лучше подкладное судно дам, пусть на нем метки нанесут, чтобы уровень фекалиев и мочи правильно определять.
- Тьфу - давится старпом бутербродом, - шуточки у тебя доктор, прямо к столу.
И вдруг раздается грохот выстрела, причем очень и очень близко. И выстрела отнюдь не из штатного офицерского пистолета Макарова, а из корабельного орудия главного калибра. Куски бутерброда застревают в горле теперь не только у старпома, но и у всех остальных. После немой сцены офицеры гурьбой вывалили на палубу и увидели на соседнем «Гангуте» совершенно обалдевших лейтенанта и матроса. Они, обмерев и боясь пошевелиться, стояли возле носовой орудийной башни, из которой медленно выползал сизый пороховой дым. Дальше появилась динамика в развитии сюжета - стали появляться новые действующие лица: отец-командир и замполит, который всегда должен быть там, где трудно. С полчаса на глазах всей Кронштадской гавани о лейтенанта вытирали ноги, затем велели башню запереть и никого к ней не допущать, потому что во избежание…
Корабельный распорядок написан один для всего флота, а старпом на «Гангуте», видимо, был большим служакой, чем наш, и вовремя разогнал офицеров по боевым постам проворачивать механизмы. По этой команде молодой лейтенант, командир носовой орудийной башни, дал приказ матросу провернуть башенные механизмы. Матрос честно нажал на все рычаги, башня честно провернулась и вдруг с грохотом выбросила из орудийного ствола сноп огня и порохового дыма. К счастью, пушка выстрелила не боевым снарядом, а лишь учебной болванкой, которая, как потом выяснилось, ударила по стреле башенного крана на Кронштадском морском заводе и насмерть перепугала крановщика. Потом ходила байка, что он позорно пытался выкинуть белый флаг.
Факт меткой артиллерийской стрельбы по крану от высокого начальства скрыть не удалось. В тот же день после обеда на «Гангут» прибыла серьезная комиссия во главе аж с целым контр-адмиралом. Экипажи соседних кораблей столпились на палубах и, разинув от восторга рты, следили за интересным зрелищем. Все бинокли, какие были на борту, смотрели на артиллерийскую башню. Словом, публика забила и партер, и ложи, и даже галерку. И башня не обманула надежд зрителей!
Для разминки извлекли на свет лейтенанта и вытерли об него ноги уже всей комиссией, а затем велели показать, как все было. Тот сам показывать не рискнул, а кликнул опять матроса. Моряк прибыл и бесстрашно нажал на все рычаги. Раздался оглушительный грохот выстрела, и клубы дыма вновь окутали всю группу возле башни. Восторгу зрителей не было предела. Комиссия постояла в остолбенени, а затем, забрав лейтенанта, который, наверное, уже видел себя на вечной службе на Курильских островах, скрылась где-то в недрах боевого крейсера. Матрос задумчиво посмотрел вслед комиссии, закрыл башню и тоже пошел по своим делам, причем видно было, что настроение его заметно поднялось от осознания того, что он подложил лейтенанту колоссальную свинью.
К вечеру уже весь Кронштадт из сообщений сарафанного радио знал, что же произошло. Оказывается, «Гангут» накануне ходил на учебные стрельбы и вернулся поздно вечером. Конечно, по инструкции, командиру башни следовало бы проследить, чтобы снаряды из ствола и с элеватора - механической ленты, подающей снаряды в пушку - убрали и сложили в орудийные погреба. Лейтенант дал соответствующие указания матросу и убыл домой, к молодой жене, забыв золотое правило офицерской мудрости о том, что куда матроса ни целуй, у него везде ж…па. Матрос, в свою очередь, зная твердо, что дембель (демобилизация) неизбежен, как крах империализма, и что утро вечера мудренее, завалился спать. Естественно, утром пушка и выстрелила тем снарядом, который оставался с вечера у нее в стволе, а исправный элеватор подал в ствол новый. А поскольку командир приказал башню закрыть и никого не пущать, то к моменту прихода комиссии ее ждал в стволе орудия новый заряд. Именно им матрос и отсалютовал высокому береговому начальству, когда ему велели показать, как все было.
Интересно, что этот случай для флота далеко не единичный. Не так давно, во время очередной встречи боевых друзей за столом, один мой сослуживец, Юра Бирюков, проведший молодые годы в Балтийске (бывший Пиллау) - столице ДКБФ (Дважды Краснознаменного Балтийского флота), рассказал почти похожую байку:
- У нас на одном МПК - малом противолодочном корабле - во время проворачивания выстрелила РБУшка - установка, стреляющая реактивными снарядами. И удачно так матрос пальнул, что положили болванку прямо во дворе комендатуры. Но никого не убили. Шум, конечно, поднялся. На пароход пришла комиссия из штаба, во главе - адмирал. Старенький такой. Показывай, - говорит, - сынок, как все было. Это он старлею, командиру МПК. Тот сам за все решил ответить и нажал там на какой- то рычаг. РБУшка как пальнет опять. И снова по двору комендатуры. Все, кто на пароходе был, затихли, как перед грозой. Приссали, понятно. И только старичок-адмирал пожевал так задумчиво губами, да и говорит: А что, кучно снаряды легли. На этом дело закрыли, командира списали на берег, в Таллин. Тогда это у нас считалось дыра-дырой.
