Примечательно: ни один фашистский ас не отважился на подобный подвиг. Чем это можно объяснить? Ведь Гитлер самоуверенно заявлял: «Славяне никогда ничего не поймут в воздушной войне — это оружие могущественных людей, германская форма боя». Да, немецкие пилоты были хорошо обучены, имели за плечами немалый боевой опыт. При численном превосходстве в начале войны они вели себя в воздухе нагло, кичились легкими победами в небе Западной Европы, считали себя самыми отважными людьми. Но, как известно, отвага отваге рознь. Одно дело — отвага советского человека, прекрасно сознающего, ради каких высоких идеалов он идет на подвиг, и совсем иное — отвага профессионального убийцы, выполняющего чужую волю.
Таран советских летчиков был вызван не отчаянием, как пытались утверждать военные специалисты на Западе, не случайным столкновением в бою, нет. Таран — это не только непревзойденный по дерзости боевой маневр, не только исключительная храбрость и самообладание, это — сознательный, глубоко прочувствованный акт самоотверженности, высшая форма проявления героизма.
Нашим летчиком в первую очередь руководила беззаветная любовь к Родине и лютая ненависть к врагу. Он бросался навстречу противнику даже тогда, когда знал, что неминуемо погибнет…
Крупный военачальник, командовавший в начале войны ВВС Ленинградского фронта, дважды Герой Советского Союза, Главный маршал авиации Александр Александрович Новиков так писал о таране: «…что касается моего мнения о роли и значении тарана в бою, то оно было и остается неизменным… Необыкновенная, я бы сказал, фантастическая стойкость духа советских летчиков в огромной мере помогла нам под Ленинградом уже в июле 1941 года почти на нет свести численное и техническое превосходство фашистской авиации.
Столкнувшись с таким необъяснимым для них явлением, как таран в небе, гитлеровские летчики стали вести себя неуверенно. Их постоянно преследовал страх перед тараном… Это было на руку ленинградским летчикам, так как оставляло за ними преимущество в маневре, позволяло владеть инициативой в воздухе и навязывать свою тактику. Страх перед тараном сковывал действия вражеских пилотов и мешал им в полной мере использовать превосходство своих самолетов. Нередко они и вовсе не принимали боя.
Таран в то время имел огромное политико-воспитательное значение. Он был еще одним убедительным свидетельством того, что мы уже тогда, в самый тяжелый период войны, взяли верх в главном — в моральном состоянии армии и народа… Бросаясь в воздушные и огненные тараны… советские люди с потрясающей убедительностью показали свою глубокую веру и преданность коммунистическим идеалам и целям. Факт этот огромной значимости, и факт бесспорный».
Таран нес в себе вдохновляющую силу, являлся примером воинской доблести и в то же время наводил ужас на фашистских пилотов. Даже шеф немецкой авиации Геринг, хваставший тем, что «никто и никогда не сможет добиться преимущества в воздухе над германскими асами», вынужден был в специальной инструкции предупредить своих летчиков, чтобы они «…не приближались к советским самолетам ближе чем на 100 метров во избежание тарана». И не случайно спасшийся от него пленный гитлеровец признался на допросе: «О таране мы знали понаслышке и не верили в его существование. Теперь я убедился, какая это страшная вещь… Когда советский самолет догнал «юнкерс» и врезался в него, я подумал, что на меня обрушилось небо».
В зависимости от обстановки, сложившейся во время воздушного боя, наш летчик для нанесения таранного удара использовал лопасти винта, крыло или фюзеляж. Непредсказуемые ситуации воздушной схватки требовали от пилота не только высокой специальной подготовки, но и умения в считанные секунды принять наиболее правильное решение, найти неожиданный для соперника маневр и так же быстро разгадать замысел врага. От того, насколько расчетливо наносился таранный удар, зависела и жизнь нападающего летчика. Представлял ли он, что малейший просчет грозит ему гибелью?
Герой Советского Союза Спартак Иосифович Маковский, несколько лет после войны руководивший Свердловским аэроклубом, в мае 1943 года в воздушном бою над Кубанью уничтожил вражеский самолет таранным ударом. Корреспондент спросил летчика, думал ли он в это время, что столкновение может стать гибелью. Маковский сказал: «Думал ли я в тот момент о своей жизни?.. Нет, я не думал об этом. Я знал, что внизу бьются мои друзья, что им тяжело. И если гитлеровец прорвется туда, им еще тяжелее станет. Значит, надо уничтожить его, а уж каким способом, значения не имеет. Если я вообще о чем-нибудь думал в те секунды, когда дистанция между нами сокращалась, то только об одном: не дать фашисту подойти к месту боя…»
Стоит прочувствовать и по достоинству оценить ответ летчика-героя. Он думал не о себе, а о тех, кто нуждался в его помощи.
За годы Великой Отечественной войны наши авиаторы совершили более 600 воздушных таранов. Лишь в первый военный день, 22 июня 1941 года, восемнадцать отважных соколов уничтожили фашистские самолеты таранным способом.
Вот несколько эпизодов из боевой летописи того памятного дня.
Обманчивую тишину раннего июньского утра раскололи гулкие взрывы артиллерийских снарядов. Судорожно вздрогнула земля. Небо огласилось завывающим ревом немецких бомбардировщиков.
В наш дом ворвалась война.
…Между девятью и десятью часами утра 22 июня над аэродромом 123-го истребительного авиационного полка в шестой раз прозвучал сигнал тревоги. Фашистские бомбардировщики «Юнкерс-87» обрушились на штаб соседнего подразделения. Они беспрепятственно разбойничали под прикрытием «мессершмиттов». В воздух взмыла четверка «чаек» (советский истребитель И-153). Впереди — командир звена капитан Мажаев, следом за ним — лейтенанты Рябцев, Назаров и Жидов. Неожиданно по краю облака скользнули едва уловимые тени. И тут же пропали. Прошло несколько секунд, и на мажаевское звено внезапно свалились восемь «мессершмиттов».
Завязался неравный бой. «Чайки» старались держаться вместе, чтобы при необходимости прикрывать друг друга. Хладнокровно отражали они яростные атаки противника.
Наткнувшись на упорное сопротивление, фашисты решили применить хитрость. Четыре «мессершмитта» вошли в глубокий вираж, а остальные продолжали связывать советских летчиков боем. Вдруг к немцам примкнул неизвестно откуда взявшийся «хейнкель». Схватка для мажаевского звена выдалась тяжелейшая.
Лейтенант Жидов рванулся навстречу ближайшему «мессершмитту», но в то же мгновение сзади на него насел другой вражеский истребитель. На выручку лейтенанту поспешил командир звена, однако был атакован сразу тремя самолетами.
