Ознакомительная версия.
Ну, миньк, крепко-крепко Вас в обе щёчки… Надеюсь, что аккомпаниатор и голос наладились и всё пройдёт блестяще. Я уеду вероятно 16-го; список адресов, куда мне писать или телеграфировать, пришлю. Жду твоих телефонов 9-го и 14-го (10-го не звони, я могу отсутствовать). Крепко обнимаю ещё раз,
С.»
Париж, 14 ноября 1935 года
«Дрг Миньк,
Несколько раз перечитывал твоё № 2, от 8 ноября, такое ласковое и содержательное. Сегодня ждал твоего телефона, но видно опять не дали… (Сергей Сергеевич подробно сообщает и заодно советуется с Линой Ивановной о дальнейшей стратегии поведения с парижской квартирой, о тяжбе, затеянной Лифарём)… зимою между Парижем и Москвой 3 часа разницы, поэтому ты едва ли сможешь звонить детям „около 12“, как ты пишешь. Если в воскресенье, то лучше между 9 и 9.30 утра по-парижски, то есть 12–12.30 по-московски… 7-го в Полпредстве был большой приём от 5 до 7, тьма народу, говорят, всего прошло до 1000 человек. Третьего дня я обедал у Потёмкиных, к удивлению встретил там Билибина, который получил советский паспорт и поедет в СССР как только будут деньги на переезд. Про Мэмэ Потёмкин сказал, что ей надо сначала подать заявление здесь, а потом поддержать мне в Москве, но при данных обстоятельствах он не видит, чтобы встретились какие-либо затруднения. Я послал письмо Булганину, которое Потёмкин перешлёт с собственной припиской, но оно попадёт в Москву лишь к 25 ноября. 8-го я говорил в Радио (беседа с Moreux перед микрофоном – у них очень шикарное помещение на 1, Bd Hausmann) немного волновались оба, но вышло недурно… Первое исполнение Концерта произойдёт в Мадриде с Арбосом 1 декабря. Мой адрес до 1 декабря…(то есть письмо должно быть там не позднее 1 декабря). Если захочешь телеграфировать, то 22 ноября – San Sebastian, Hotel Londres…» (и так далее, перечисление всех последующих адресов с точностью до часа пребывания…) «Об африканских адресах сообщу дополнительно. Из Мадрида мы первого декабря после концерта едем в Танжер и оттуда в Марокко. Последний концерт 19 декабря в Тунисе и 21 декабря я рассчитываю быть в Париже. Мэмэ лучше, она теперь довольно свободно ходит по квартире. Она на днях тебе напишет. Святослав о друзьях вспоминает мало, он занимается русским у сына Боровского, очень симпатичного юноши.
Крепко и нежно, мильнк, тебя обнимаю. О твоих предстоящих выступлениях рассказываю всем подробно. Турандота между Форе и Фалья по-моему хорошо… Будь бодрой и здоровой.
С.»
Paris, 15 ноября 1935 года
«Моя Миньк,
Сегодня хорошо было слышно по телефону, но досадно, что ты не в лучшей форме и всякие мелочи донимают! …Есть проект, чтобы ты пела „Утёнка“ тоже с оркестром; трудность в том, что это потребует лишнюю репетицию для оркестра. Ce qui est très couteux. … Целую тебя, миньк, будь бодренькой и в форме! Я уезжаю в хорошем настроении, так как в Париже скорее замотался из-за тьмы дел, а тут приятная поездка на юг, и, после первой эмоции выступления в Мадриде (большой город, 1-е исполнение Debussy, сонатина), можно будет читать, исправлять работу Ламма, смотреть новые края. А затем и до приятной встречи в Москве!
С.»
Madrid, 19 ноября 1935 года
«Моя Миньк,
Итак – я в твоём родном городе Мадриде. Открыл телефонную книжку и нашёл 9 Codina: один – medico, другой – representante, третий – de Codina и так далее. Llubera – никого. Город мне нравится, есть интересные постройки, народу на улицах много, но никто никуда не торопится – пойти скоро очень трудно. Концерт прошёл хорошо и сыграли мы Debussy совсем недурно. Обедали у Arbos, у них очень интересная квартира испанского стиля. Сам Arbos постарел, но его очень треплют, так как у оркестра дефициты, государство отняло субсидию, они еле выбиваются, и он с завистью слушал о преимуществах в СССР… Mme Arbos вспоминала тебя и жалела, что ты не приехала, говорила, что ты – charmante…
21-го буду вспоминать тебя, а 22-го ждать телеграммы. Крепко целую и обнимаю тебя. Сейчас едем в Барселону… Сетанс шлёт привет, он приятный попутчик.
Твой С.»
Valladolid, 23 ноября 1935
«Дрг Миньк,
После Мадрида (откуда я послал тебе письмо), Барселоны и Сан Себастиана, едем теперь в Vigo, порт на Атлантическом океане над Португалией. … Городок симпатичный. Можно встретить старуху верхом на осле или старика, до подбородка закутанного в плащ, а рядом в саду молодёжь играет в футбол или девицы идут с permanente на голове… В S. Sebastian получил твою телеграмму, ждал ее с нетерпением, но почему же только assez bien? Недостаточно хорошо себя чувствовала, или не доучила с аккомпаниатором, или окружение раздражало, или ты просто придираешься к себе? С интересом буду ждать телеграммы в Лиссабоне и письма с подробностями. Кто слышал в Радио и что говорили? …Зашедший в артистическую здешний дирижёр сказал, что твой аккомпаниатор (в Биаррице и Альберти) собирался на концерт, но, узнав, что ты в нём не принимаешь участия, решил остаться дома. Кланяется тебе Segovia. Он должен был ехать в СССР, но у него заболела жена, и он остался. В Барселоне я опять смотрел в телефонной книжке Llubera, но таких нет. Есть довольно много Llobera, Llovera и Lloveras.
Крепко тебя, моя миньк, целую и очень надеюсь, что последующие выступления дадут тебе больше удовлетворения, чем по-видимому дало первое. Пиши, может быть, лучше не на Париж, а прямо по данным мною адресам, но с надписьмю на конверте: „воздушной почтой через Париж“, так как ведь и из Парижа есть воздушная линия в северную Африку. Обнимаю минькую.
С.»
28 ноября Сергей Сергеевич отправил Лине Ивановне открытку из Лиссабона. Он сообщает, что после Виго проехал по всей Португалии и по приезде в Лиссабон попал в объятия Боровского, у которого тоже был там концерт. Боровский, «счастливый встречей с Сергеем», приписал на этой открытке нежный привет. Прокофьев ждёт телеграмму.
На открытке стоит адрес: «Москва 9, Отель „Националь“. Лине Ивановне Прокофьевой». Поезд покатился по новой колее.
Касабланка, 6 декабря 1935 года
«Дргая Миньк,
Твоё письмо от 27 ноября еле меня здесь захватило. Так давно не имел от тебя новостей и беспокоился, думал, что тут дело в 23-м: или оно отложилось или не удалось. Так оно и есть, но обидно, что второй вариант! Тем более обидно, что ты имела возможность показать в Москве певческую технику, гораздо более высокую, чем у тамошних певиц. И я представляю себе, как это должно было отразиться на твоём настроении! Что касается Радио, то это удивительные люди: с одной стороны, и милые, а с другой нелепые. Например: с Гусманом ещё в начале октября я договорился, что он приглашает на апрель Сетанса играть мой новый концерт. А когда Сетанс написал Гусману об этом, тот ответил, что теперь уже, к сожалению, поздно, надо отложить до следующего сезона. Я рассердился и послал Гусману проторцию (sic!), не знаю, чем дело кончится. Африка очень интересна… (Описание Феса, Рабата, Марракеша)… В Мадриде исполнение скрипичного концерта прошло парадно… (Оркестр, Арбос, Сетанс, сам – дирижёр и композитор – всё привело к шумному успеху). После концерта был приём у Арбоса. Мадам Арбос „несколько раз вспомнила о тебе, очень хвалила и говорила, чтобы в другой раз я без тебя не приезжал…“ Очень тронут, что Станиславский так хорошо к тебе относится. Была ли ты в его театрах на его кресле? Кстати в Париже перед моим отъездом ко мне заходил его сын, и мы довольно долго беседовали.
Ознакомительная версия.
