Однажды, перебирая газетные вырезки со всякой галиматьей и откровенным враньем в адрес певицы по всякому поводу и без оного, я прочел в одной из них о том, как «вчера двое неизвестных сняли с певицы Зыкиной в лифте ее дома все драгоценности и скрылись. Поиски похитителей ни к чему не привели». Во-первых, в этот день, то есть «вчера», Зыкиной не было в Москве — они с Гридиным отбирали в Туле на местной фабрике концертный баян для ансамбля. Во-вторых, певица в то время жила на даче в Подмосковье (42-й километр по Калужскому шоссе) и приезжала в свою квартиру крайне редко, а если и приезжала, то только с мужем. И, в-третьих, «двоим неизвестным» надо было быть по крайней мере спецназовцами, чтобы одолеть Зыкину. Она, физически крепкий человек, могла «начистить фишку» любому («устанет кувыркаться» — как-то обронила она по случаю). Видимо, сыграли тут роль и далеко не слабый родовой корень, гены, и закалка в детстве — с мальчишками во дворе дралась, надев боксерские перчатки, и на мотоцикле гоняла что есть духа, и с парашютной вышки прыгала без малейшего страха, до 45 лет на коньках каталась. В стужу пела на подводной лодке Тихоокеанского флота, в то время как слушавшие песни Зыкиной матросы ежились от хлеставшего с океана почти штормового ветра. Таких примеров в биографии Зыкиной не перечесть.
Общаясь с Зыкиной долгие годы в пору расцвета ее духовных и физических сил, я всегда видел перед собой абсолютно здорового, очень крепко сколоченного самой природой человека. В Англии в 1973 году, после тяжелейшего турне по городам, Зыкина проводила пресс-конференцию. И один из журналистов заметил: «С такой нагрузкой может справиться только человек, имеющий отличное здоровье. Не так ли?». «На здоровье не жалуюсь, хилой никогда не была», — отвечала певица. По работоспособности, на мой взгляд, ей нет и не было равных не то что в стране — в мире. Я как-то подсчитал, что только в Союзе Зыкина выходила на сцену в среднем 180 раз в год, не считая десятков шефских концертов. А если сюда прибавить зарубежные гастроли, то и вовсе получится поистине фантастическая цифра. Какой же организм выдержит такое напряжение?
И что примечательно: она никогда не работала, чтобы добыть как можно больше денег, и жила не денег ради. Звонил Соломон Юрок: «Люда, жду тебя в Штатах…» — и Люда летела. Звонила Фурцева: «Люда, надо бы к оленеводам…» — и Люда добиралась на санях. Звонил заместитель министра обороны: «Хорошо бы, Людмила Георгиевна, чтобы вы выступили у моряков…» — и она летела на Тихоокеанский флот. Она до ухода из жизни считала себя вполне здоровым человеком и собиралась в свой юбилей объехать с концертами чуть ли не весь бывший Советский Союз (о чем было заявлено на всю страну с экранов телевидения).
В сентябре 2006 года я был приглашен в передачу «Пусть говорят» на Первом канале телевидения. Речь в ней шла и о болеющих популярных артистах страны. На другой день вечером звонок: «Ты почему сказал по телевизору, что я больна?!» — негодовала она. «Людмила Георгиевна, всему миру известно о ваших болячках, даже в вашей любимой Корее. Я лишь подтвердил то, что есть на самом деле. Где вы сейчас найдете абсолютно здорового человека? Таких людей в природе поискать… Сами знаете, как у нас на Руси бывало: то понос, то золотуха, то глаз колет, то ухо стреляет, то поясницу ломит…». На этих словах Зыкина бросила трубку.
Никогда за четверть века сотрудничества с певицей я не слышал от нее ни одного грубого слова или резкого окрика в свой адрес. А тут ее вдруг прорвало. Ну что делать, думал я, видимо, настроение у нее неважное, вот и сорвалась. Тут вспомнил, что в телевизионной передаче «Линия жизни» сама рассказала о своих проблемах со здоровьем, хотя, конечно, далеко не обо всех. Но мимолетный гнев ее вскоре прошел, к моему удовольствию, и отношения наладились, как ни в чем не бывало.
Когда я услышал о кончине певицы, у меня защемило сердце. Почему-то тут же вспомнил слова Зыкиной, когда она узнала о смерти Юрия Гагарина в ожидании своего выхода, стоя за кулисами венского «Штадтхалле»: «Язык прилип к горлу. А надо идти на сцену… Петь о любви, когда вот так вдруг неожиданно теряешь близкого друга. Голова закружилась, в глазах потемнело… Думала, только бы не свалиться тут, прямо на сцене. Удержалась. Но слезы текли по щеке одна за другой, размывая тушь на ресницах… Кое-как успокоилась».
Вспомнил я и другое: певица не боялась смерти. «Бояться надо не смерти, а пустой жизни», — говорила она. И я нашел утешение в словах французского историка и писателя Бон-Луи-Анри Мартена: «…Смерть — ничто в сравнении с хорошо проведенной жизнью, и велик только тот, кто достиг славного преимущества завещать своим потомкам такой урок и пример».
Когда-нибудь, через много лет, мы станем вспоминать, что было в искусстве в годы нашей юности. И наверняка почти каждый из тех, кто слышал Людмилу Зыкину, скажет: «Ну как же! Ведь именно тогда появился этот феномен — народная певица с органным голосом, она пела как все и как никто, она умела быть богатырски сильной и по-женски слабой, простой и нежной».
Зыкина могла петь все, и пение ее трудно определить. Это синтез утонченности исполнения оперных и камерных певиц с легендарной самобытностью сказительниц, сочетание жизнерадостности и глубокой печали, монументализма, который может, казалось, осуществить лишь целый хор, с эскизностью, легким касанием.
Союз мысли, слова, звука был пронизан неподдельным волнением сердца, и в этом сказывается верность лучшим традициям русского исполнительства с его неповторимой задушевностью и искренностью.
Надо отдать должное природе: она щедро одарила певицу. Ее большой, ровный и сочный, красивейшего тембра голос необыкновенно выразителен и эмоционален. Безукоризненная чистота интонаций, уникальный музыкальный слух давали артистке возможность «слышать» гармоническую основу произведения. Важно и другое зыкинское качество — проникновенный, захватывающий лиризм. О чем бы ни пела Зыкина, она доносила содержание песни в чистоте ее высокого духа, предельно выражая русский характер.
Нет секрета и в том, что артистка принесла на концертную эстраду живую душу России, с необычайной силой художественного постижения выразила мир радостей, горестей, забот, раздумий и чаяний простых людей. Слушая Зыкину, утверждаешься в мысли, что только у доброго, сильного, певучего народа могла родиться такая исполнительница, черпающая золотые россыпи мелодий из неиссякаемого родника русской музыки.
Конечно, можно было бы поддаться соблазну осовременивания песенного материала или стилизации песни под весьма условный национальный колорит. Ни то ни другое не выбрала певица. Она смогла найти в русской песне то, что созвучно современнику, что представляет не исторический, не этнографический интерес, а выражает чувства тех, кто сидел перед ней в зале, независимо от характера, образования, профессии, воспитания.
