Мы ехали по скоростной автостраде. Ник был за рулем, и я невольно сравнивал его резкие движения с плавными жестами отца. Нику тяжело давалось общение с людьми, и на похоронах он постоянно вздыхал и произносил натужные сентенции о жизни и смерти. Он действовал грубо, нахрапом, тогда как отец, по моим представлениям, брал обаянием. Я мысленно противопоставил шальную улыбку отца красной, напряженной физиономии Ника.
Когда мы выезжали из тоннеля Макклюр на шоссе Кост-Хайвей, Ник заговорил о том, что нужно быть хорошим человеком, об ответственности, упорном труде и честности. Он выбирал такие слова, как «колоссально» и «катастрофически». Казалось, что Ник напутствует солдат перед отправкой на фронт. Но вместо фронта мы прибыли в Палисейдс – сонный и ленивый в этот ясный, безветренный субботний полдень.
Погрузившись в воспоминания и сравнения, я побрел вниз по ступенькам к океану. Вдоль линии горизонта собирались морщинки свэлов. Вот-вот должны были подъехать дедушка, Элинор и Ли, и я побоялся спросить, можно ли мне сходить на серфинг.
Утро мы с дедушкой провели у Элинор, почти не разговаривая между собой. Ближе к полудню он сказал, что ему нужно чинить крышу, забрался в свою машину и уехал к себе в Вальярту.
* * *
В следующие выходные я занимался домашними делами и вдруг заметил, что на море поднимаются волны. Я подождал еще час, чтобы убедиться, что не ошибся. Но волны все росли и росли, и я решил поехать в Топангу на автобусе в 3.30. Мама и Ник уехали по делам. Перед уходом Ник напомнил мне, что Санни повадилась гоняться за койотами по каньону, где полным-полно ловушек, и теперь мы до темноты держим ее в доме или на верхнем крыльце, чтобы она не угодила в западню.
– Нет проблем, – ответил я.
Делая сэндвич с плавленым сыром, я еще раз напомнил себе, что нужно загнать ее в дом. Потом позвонил Рохлофф из телефонной будки в Топанге и сказал: «Волны зашкаливают!» Я пришел в такой восторг, что схватил свое снаряжение и побежал к остановке. Я прямо-таки видел, как доска взрезает «губу» волны, как я делаю катбэк[65] и как лечу в трубе.
Когда я сошел с автобуса, на море показался сет из четырех волн. Все «легенды» были в воде, и я наблюдал, как они разрывают сет, пока втискивался в гидрокостюм. Рохлофф примостился на нижнем ярусе спасательной станции. Он спросил, где я пропадал, и мне пришлось рассказать о похоронах бабушки. Рохлофф кивнул и сменил тему. Застегивая молнию, я заметил, что на меня пялится Бенджи. Он и его дружки сидели под деревом. Я проигнорировал его взгляд, а Рохлофф сказал, что слышал, как Бенджи грозится меня подрезать.
– Гляди в оба! – предупредил он.
Я пожал плечами и подумал, что важно только одно: кататься на волнах и не обращать внимания на всякую белиберду.
– Я приехал развлекаться, – сообщил я Рохлоффу.
– Вот и славно, – ответил он.
Я сосредоточился на волнах: смотрел, как они разбиваются, и прикидывал, откуда лучше стартовать, не обращая внимания на злобные взгляды Бенджи. Я неспешно дошел до мыса, взобрался на доску и прыгнул под маленькую прибрежную волну. С меня словно соскоблили слой тоски и печали, и мне показалось, что я могу видеть на тысячи километров вокруг. Потом я уселся на мысе рядом с «легендами», и они начали расспрашивать, где я пропадал. Я рассказал.
– Да, несладко тебе пришлось, – заметил Шейн.
Я пожал плечами.
– Норм, – продолжал он. – Ты давай держись. Все наладится.
* * *
Я катался на доске целый час. Непросто было заполучить волну, когда в море высыпали все самые крутые. Наконец Шейн вышел на берег, и доступного пространства стало чуть больше. Мне не терпелось поймать волну из сета, и я почувствовал, как внутри зашевелилась досада. Из глубин души поднималось что-то злобное – казалось, все, от чего я думал избавиться, возвращается с новой силой, и просто необходимо дать этому выход. Мне вдруг чертовски захотелось прорезать волну на глазах у Бенджи и его компашки.
Я услышал, как меня зовут с утеса. Скосив глаза, я по жестам узнал Ника. Одну руку он упер в бок, а другой махал мне.
– Норман, тащи свою задницу сюда! – завопил он.
Ребята на пляже смотрели на нас обоих.
Чтобы не раздувать из этого целую драму, я быстро погреб к берегу.
– Попался! – с улыбкой сказал Бенджи, когда я проходил мимо него.
Почти все местные знали Ника еще с тех времен, и пока я собирал свои манатки – шорты, рубашку и шлепанцы, – со всех сторон летели фразочки вроде «Он бесится» и «Скажи ему, пусть выпьет валерьянки».
На прощание я робко помахал серферам рукой и потащил свое снаряжение вверх по грунтовой дорожке.
Когда я добрался до верха, Ник стоял уперев руки в бока.
– Ты что же думаешь, мы все тут должны разруливать твои косяки? – начал он.
– Нет, – ответил я.
Он ткнул меня пальцем в грудь.
– Не надо думать, что ты – центр вселенной, – выговорил он, выделяя некоторые слова усиленными тычками.
– Я и не думаю, – сказал я.
– Еще как думаешь! Ты эгоистичный и неблагодарный маленький говнюк, мать твою.
Я покачал головой.
– Это не так, – возразил я.
– Так, Норман, так.
– Да что я сделал? – закричал я.
– Забыл запереть Санни.
– Вот черт! С ней все в порядке?
– Сейчас речь не об этом, а о том, что она могла умереть. Ее могли заживо сожрать чертовы койоты! Но тебе насрать на нее – как и на всех остальных, кроме самого себя.
– Неправда! – запротестовал я.
– Правда.
– Нет! Просто на радостях я обо всем забыл.
– Дрянная отмазка, Норман.
Ник прижал свой нос к моему. Белки глаз у него отдавали желтизной. Он собирался наказать меня, избить, заставить корчиться от боли. Я представил себя через много лет: вот я захожусь в гневном крике, бью по чьим-то рассерженным лицам, и мне так и хочется их уделать, как Нику сейчас охота уделать меня. Когда видение рассеялось, ярость отчима попросту заворожила меня. Я подумал: что ему остается, кроме как сразиться со своими демонами и попытаться уничтожить их, прежде чем они затянут его во тьму?
Я спихнул палец Ника с груди и отступил назад. Он отреагировал сдавленным смешком.
«Ни за что на свете я не стану таким, как ты», – объявил я про себя.
Откуда-то из середины груди поднялся поток горячих слез и скрыл Ника из виду. Я повернулся и пошел куда глаза глядят. Опомнившись, обнаружил, что бреду по утесу в другую сторону от мыса, к автобусной остановке. Я изо всех сил прижимал доску к себе, плакал и смотрел, как в бухточку накатывает свэл. Хотелось нырнуть в эти длинные извилистые волны. Я представил, как рвану в море, и тут же гнев и боль слились с мерцающим светом, исходящим от воды. Все смешалось воедино – так втекают друг в друга реки. Меня подхватил невидимый поток, и я готов был ему поддаться.
