с самим директором завода Михаилом Матвеевичем Максимовым, очень авторитетным в те годы человеком как в районе, так и в целом по краю и, в то же время, практически недоступном для многих журналистов даже краевого масштаба, не говоря уже о всяких прочих партийных и советских клерках любой почти величины на территории Приморья. И это, в свою очередь, мне существенно развязывало руки в работе на территории завода и тоже способствовало укреплению моего авторитета в глазах как рабочих, так и ИТР: в этом компактном двухтысячном заводском коллективе, действующем на ограниченной всего лишь несколькими гектарами производственной территории, каждый отдельный человек находился у всех на виду, как на ладони.
Очень даже не редко приходилось мне выполнять и личные просьбы директора, так сказать, эксклюзивного характера, что я делал обычно с искренним удовольствием, поскольку расценивал их как явную иллюстрацию особого доверия ко мне с его стороны. Разумеется, эти просьбы никоим образом никогда не выходили за рамки заводских проблем. Так, например, однажды на завод приехал с проверкой представитель краевого комитета народного контроля. А в те времена этих серьёзных товарищей всегда встречали в производственных коллективах в немалой степени с опаской: бог его знает, что у них на уме и что они могут нарыть в процессе своей очередной инспекторской проверки. На этот раз я с удивлением узнал в этом опасном госте из Владивостока, появившемся в директорской приёмной, уже много лет мне хорошо знакомого Ивана Григорьевича Тарасова, ещё недавно работавшего инструктором в секторе печати крайкома партии. Встреча эта для нас обоих была очень даже неожиданной, и глаза наши прямо-таки округлились от удивления: я ещё не знал о его новом месте работы, а он, в свою очередь, о моём уходе из местной районной газеты. Мы чуть ли не обнялись по-братски тут же в приёмной у всех на глазах встречающих гостя и успели переброситься лишь парой приветливых фраз, как он вместе с главным инженером, главным строителем и председателем заводского комитета народного контроля был приглашён директором в его кабинет.
Аудиенция владивостокского гостя у директора длилась не больше получаса, с ним вышли из кабинета почти все его сопровождающие, которые тут же увлекли Ивана Григорьевича к выходу из приёмной (минут на несколько задержался только главный инженер Карабанов), и мы снова лишь успели накоротке договориться о встрече вечерком в заводской гостинице. Вечером мы созвонились, и я отправился в гости сам, как водится, через магазин, в котором запасся всякими заморскими деликатесами, поставляемыми в Славянку щедрым Торгмортрансом и которых не купить даже в краевом центре. Естественно, посидели по-дружески за стопкой «чая», проговорили допоздна: как-никак, а Иван Григорьевич был у истоков ещё самых первых моих журналистских одиссей по Приморскому краю, когда крайком партии отыскал меня вдруг в городке на берегу Уссури и отослал впервые на самостоятельную газетную работу на берег Японского моря – в заштатный посёлок, что в бухте Ольга.
Ну а на следующий день меня пригласил к себе директор и деликатно попросил в конце рабочего дня съездить с «уважаемым гостем», как он выразился, в бухту Миноносок и побыть там с ним до утра.
– Коль вы старые знакомые, как я узнал, то вам скучно там не будет. – И предупредил: – С собой ничего брать не надо – всё необходимое вам доставят…
И с лёгкой лукавинкой в глазах пожал мне на прощанье руку…
К 16.00, как нам и было сказано, мы уже были на причале посёлка Славянка, находящемся в стороне от завода и его производственных пирсов. Там нас уже ждал директорский катер. Не успели мы ещё спуститься на его борт, как к причалу подкатил заводской джип, и приехавшие на нём незнакомые мне парни передали на катер несколько запечатанных картонных коробок. Маленькое уютное судёнышко тут же бесшумно отвалило от причала и взяло курс к северному гористому берегу залива Славянка – где-то там и находилась небольшая бухта Миноносок, вход в которую был неразличим на фоне крутых склонов сопок, покрытых лиственным лесом. Там я ещё ни разу не был, но, глядя на этот приближающийся берег, сливающийся в непрерывную зелёную полосу от спокойных вод залива до овалистых гребней сопок, нисколько не удивился растерянности команды японского крейсера во время первой Русско-японской войны. И было отчего: они долго гнались за маленьким русским миноносцем по заливу Петра Великого, но стоило ему проскочить в безмятежный Славянский залив между мысом Нерпа и островом Герасимова (Гераськи – так называют в просторечье его местные жители сейчас), так русский боевой кораблик сразу же и исчез бесследно.
В те далёкие военные годы японский крейсер поопасался входить в залив Славянка вслед за исчезнувшим русским миноносцем и повернул восвояси, не солоно хлебавши. Наш же катерок уверенно шёл к намеченной цели, хотя никакой бухточки не было видно даже в непосредственном приближении к гористому берегу. И только когда уже начало казаться, что наше утлое судёнышко прямо сейчас вот непременно врежется в галечный пляжик у самого подножия сопок, как оно круто взяло вправо у самого берега. И тут же открылся неширокий проход в уютную бухточку, отделённую от залива Славянка длинной галечной косой, покрытой таким же лиственным лесом, как и на склонах сопок. Тут-то и стало ясно, почему обескураженные японцы остались тогда с носом, а народная молва увековечила находчивость русских моряков в названии этой маленькой бухточки.
Знал я, что в бухте Миноносок находится небольшая база отдыха, которая принадлежала Славянскому СРЗ. Но кто здесь отдыхал, мог я только догадываться. На косе, отделявшей бухточку от большого залива, находилось всего несколько маленьких летних домиков, приютившихся в сени берёз и дубов, и небольшой дощатый причал, к которому и приткнулся мягко наш катерок. Встретил нас коренастый мужичок среднего возраста и провёл меня с Иваном Григорьевичем в один из этих домиков среди деревьев. Там в двух чистеньких комнатках стояло по кровати, заправленных свежим постельным бельём, а в небольшом общем зале с телевизором в углу находился низкий столик и четыре мягких стула по его сторонам. Скоро на этом столике появились всякие закуски и бутылки с пивом и прочими напитками – всё это было извлечено из тех картонных коробок, которые погрузили на катер при отходе из Славянки. Сервировал стол всё тот же мужичок, встретивший нас здесь. В довершение всего он украсил роскошный праздничный стол огромной эмалированной миской, наполненной с верхом только что сваренными крупными креветками, которых, как он доверительно доложил нам, вытряс прямо перед нашим приездом из своих ловушек, расставленных в бухточке. И всё это предназначалось только для
