Андерсен напрасно прождал обещанного ею билета в оперу и приглашения к ней в гости в сочельник. Город был полон свежим запахом хвои, в домах зажигались разноцветные огни, а он стоял один у окна унылого гостиничного номера, повторяя гейневские строчки:
…Но та, от которой всех больше
Душа и доныне больна,
Мне зла никогда не желала,
И меня не любила она.
Да, теперь он знал, что этому не суждено измениться.
Жара сводила с ума. Мостовые жгли подошвы, и даже стены домов казались раскаленными добела. Огонь был в воздухе и в вине, потоки огня вырывались из кратера Везувия. Даже привычные неаполитанцы соглашались, что солнце палит, пожалуй, чересчур. «Тени, хоть немножечко тени!» — тоскливо мечтал Андерсен.
Но тени домов были куцыми и прогретыми насквозь. Собственная тень, плетущаяся рядом, тоже явно изнемогала от жары. Дневные прогулки грозили солнечным ударом.
Придя в гостиницу, он валился на диван, приниматься за работу не было сил.
За окном бойко стучали молотки и весело переговаривались уличные сапожники — их там сидело рядышком не меньше пятнадцати! Грохотали экипажи, дробно перезванивались колокола. Тишина и прохлада были недостижимой мечтой. А в Лейпциге издатель Лорк с укором смотрел на календарь: давно прошли сроки, назначенные Андерсеном для присылки рукописи.
Лорк взялся издать собрание сочинений Андерсена, которое должно было открываться биографией автора. Андерсен обещал, что напишет ее сам, и это будет еще одна сказка — так он ее и назовет «Сказка моей жизни».
Он приехал в Неаполь после целой вереницы триумфов и чествований в Германии. Короли и герцоги наперебой зазывали его в гости и умоляли прочесть «хоть одну сказочку»; в витринах магазинов красовались его портреты, незнакомые люди присылали ему восторженные письма, Шуман и Мендельсон стали его друзьями.
«Я здесь прямо-таки Иенни Линд в мужском роде», — шутливо писал Андерсен копенгагенским друзьям. Все это было очень подходяще для конца автобиографии. В соответствии с ним и вся книга писалась в светлых, примиряющих тонах, а слишком острые углы затушевывались, выравнивались по заданной линии сказки с благополучной развязкой. Но работа шла туго: мешали приступы тоски, когда вся эта слава «модного поэта» казалась пустой и никчемной, мешало и то, что под рукой не было никаких материалов для справок — все приходилось кое-как выуживать из памяти.
А теперь еще эта одуряющая жара. Солнце точно наказывало его за жалобы на прохладный и сырой климат Дании, где влюбленным следовало бы дарить друг другу не кольца, а зонтики. Только вечером на балконе можно было немного передохнуть. Огромная тень дремала у ног Андерсена, готовая встрепенуться при малейшем его движении.
«Я так исхудал, что, пожалуй, скоро и не разберешь, кто из нас тень, а кто человек!» — покачивал головой Андерсен, и тень качала головой в ответ.
«Что, хочешь поменяться местами?» Да, кажется, она была не прочь… Ну что ж, может быть, тень сумела бы устроиться в жизни лучше своего хозяина. Ведь многие люди, в сущности, не что иное, как скользкие, холодные тени, не имеющие ни сердца, ни совести. А посмотрите-ка, до чего им везет! Их гибкие длинные руки умеют цепко хватать золото, почести, ордена, их гибкий льстивый язык легко находит дорогу к сердцам важных особ и светских красавиц… Эти тени умеют изящно скользить по паркету, умеют иной раз поговорить и о поэзии — да еще как! — прямо будто побывали в ее царстве, хотя на самом-то деле им не удавалось проникнуть дальше прихожей. Так они и живут, бесстыдно пользуясь чужими мыслями, набивая себе карман за чужой счет, хитро проникая в чужие секреты. И люди с уважением смотрят на них: ведь они одеты в модные костюмы, а на пальцах у них дорогие кольца с бриллиантами чистой воды…
Андерсен встал и, устало ссутулившись, шагнул к двери балкона. Тень метнулась позади, точно пытаясь оторваться и ускользнуть.
— Я тебя отпускаю, иди, — усмехнулся Андерсен. — Здесь, в жарком климате, так быстро все растет, — глядишь, и новая тень у меня вырастет! А когда ты войдешь в честь, приходи навестить своего старого хозяина.
Так рядом с солнечными страницами «Сказки моей жизни» росла грустная и горькая сказка «Тень».
Ласточки и аисты возвращались в Данию из-за моря, неся на крыльях весну, а их старый друг сказочник тем временем тоже готовился к большому заморскому путешествию. На этот раз он хотел посетить Англию: там уже были у него заочные друзья, полюбившие его романы и сказки.
— Собирайте там вволю лавры и улыбки и привозите их сюда, только не вздумайте заодно привести чопорную английскую мисс и представить нам как свою невесту! — шутил Эдвард Коллин.
— На этот счет вы можете быть спокойны, — вздохнул Андерсен, думая о Иенни Линд, с шумным успехом гастролировавшей в это время в Лондоне. На любви пришлось поставить крест, но остается все же радость встречи и задушевных разговоров на братских правах. Да и, помимо этого, путешествие сулит много нового и интересного. Увидеть своими глазами страну Шекспира и Вальтера Скотта, Лондон, слывущий «городом мира»… Датские либералы считают Англию образцовой страной. Как хорошо, если там действительно нет нищеты и страданий!
И вот он уже стоит на шумном лондонском перекрестке. Мимо несется густой поток кебов, карет, омнибусов, экипажей всех мастей, над головой туманное бледное небо, а воздух пропитан дымом фабричных труб. Пробираясь сквозь толпу, он жадно смотрел вокруг. Сколько бледных, изможденных лиц, какой страшный контраст между комфортабельной, уютной жизнью богатых кварталов и грязными, мрачными рабочими трущобами! Нищие то и дело попадались навстречу. Они шли молча — законом запрещено просить милостыню, — но взгляд, полный отчаяния и безнадежности, был яснее всяких слов. Вот худая как скелет женщина с двумя детьми. Вот человек с куском картона на груди. «Я не ел два дня», — написано там. Маленький оборвыш усиленно скребет тротуар большой метлой: авось кто-нибудь из прохожих бросит ему на ходу мелкую монету… А вот и девочка с призрачным желтым личиком, продающая спички, — она будто сошла со страниц его собственной сказки, где он описал ее маленькую горькую жизнь.
Да, выходит, что «город мира» не может похвастаться отсутствием бедняков! А в гостиных знатных лордов и леди, с распростертыми объятьями встречавших модного писателя, ослепительный свет, водоворот шелка и кружев, золота и бриллиантов, веселое жужжание голосов. От ежедневных многочисленных визитов у Андерсена рябило в глазах, а в ушах стоял тонкий звон. Его осыпают комплиментами, его фотографируют, скульптор лепит его бюст, издатели предлагают ему крупные гонорары, сама королева Виктория хочет видеть его у себя…
