Такой подход предполагал и однозначно отрицательную характеристику Гр. Распутина, причем не столько как личности, сколько как «символа». При случае цитировались слова В. И. Ленина, сказанные им в марте 1917 г. (курсив мой): «Первая революция и следующая за ней контрреволюционная эпоха (1907–1914) обнаружила всю суть царской монархии, довела ее до “последней черты”, раскрыла всю ее гнилость, гнусность, весь цинизм и разврат царской шайки с чудовищным Распутиным во главе ее. все зверство семьи Романовых – этих погромщиков, заливших Россию кровью евреев, рабочих, революционеров, этих “первых среди равных” помещиков, обладающих миллионами десятин земли и идущих на все зверства, на все преступления, на разорение и удушение любого числа граждан ради сохранения этой своей и своего класса “священной собственности”» [58].
Обратим внимание на слова: В. И. Ленин писал о самодержавной власти как о «шайке», во главе которой стоял «чудовищный Распутин». Подобная характеристика в годы советской власти воспринималась как «окончательный приговор» и не подлежала историческому «обжалованию». Тогда предпочитали говорить о «закономерностях» исторического развития, о революции как естественном итоге развития общества и, соответственно, не обращать пристального внимания на личности тех, кто до 1917 г. стоял во главе государства и на близкий этим людям круг. Правда, в 1980-е гг. в СССР стали появляться книги, в которых давались характеристики крупным государственным деятелям предреволюционного времени, упоминался и Гр. Распутин [59]. Однако историческая «схема», утвердившаяся в предшествующие десятилетия, не подвергалась глобальному пересмотру. Появлялись и романы, в которых одним из главных героев был Гр. Распутин [60]. В начале 1970-х гг. режиссер Э. Г. Климов даже снял художественный фильм «Агония», специально посвященный влиянию на царскую семью сибирского странника. Однако официальные власти посчитали тогда показ этого фильма преждевременным (хотя в самом его начале приводились слова Ленина о «чудовищном Распутине»), и к зрителям он пришел только в 1985 г.
В годы «перестройки» интерес к дореволюционному прошлому России исключительно вырос, стали появляться статьи и материалы, рассказывающие о последнем царе, его семье и окружении. Разумеется, существенно возрос и интерес к Гр. Распутину. Обычным и репринтным способом переиздавались работы о «старце», увидевшие свет в 1917 и в начале 1920-х гг. [61], писались новые труды. Старые отрицательные «знаки» менялись на новые, «положительные». В 1990-е – начале 2000-х гг. Россию накрыл настоящий вал литературы о Гр. Распутине. О нем стали писать и новые российские монархисты, и серьезные ученые, и писатели разных политических направлений.
Среди тех, кто всерьез начал тогда заниматься изучением Гр. Распутина, был один из публикаторов ныне переиздающегося «Дневника Распутина» кандидат исторических наук Д. А. Коцюбинский. Вместе со своим отцом – доктором медицинских наук, психиатром А. П. Коцюбинским, в 2003 г. он выпустил книгу о сибирском страннике – «Григорий Распутин: тайный и явный» [62], в приложении к которой впервые и был фрагментарно опубликован так называемый «Дневник Распутина» [63]. В качестве публикаторов отрывков «Дневника» выступили Д. А. Коцюбинский и И. В. Лукоянов, также петербургский историк, ныне – доктор исторических наук, специализирующийся на исследовании социальных и политических проблем Российского государства конца XIX – начала XX вв.
В кратком предисловии Д. А. Коцюбинский и И. В. Лукоянов попытались объяснить, что их заставило познакомить широкий круг читателей с этим «Дневником» (опубликованным частично), а также рассказали о том, почему на протяжении многих десятилетий этот источник не подвергался ни критике, ни цитированию. Мотивация публикаторов, на мой взгляд, представляет интерес и должна быть внимательно проанализирована.
Итак, они говорят, что материал взят в Государственном архиве Российской Федерации (фонд 612, опись 1, дело 36), что это – «записи воспоминаний Григория Распутина». Эти записи представляют собой «тетрадь, исписанную аккуратным и четким почерком, в которой содержатся фрагментарные свидетельства Г. Е. Распутина о своей жизни, начиная с детства и почти до самой смерти, а также комментарии к актуальным событиям и рассуждения на общие темы». На титульном листе – заголовок: «Дневник Распутина» и разъяснение, из которого следует, что текст является копией оригинала, написанного под диктовку Распутина его секретарем – Акулиной Никитичной Лаптинской («Мушкой»). Говорится также и о том, что текст переписывал некий (или некая) Л. П. Крамер с черновиков какого-то «Гедылин» [64], с сохранением старой орфографии. Короткая пометка сообщает, что в архив этот документ поступил в 1923 г [65]. Сообщив об этом, Д. А. Коцюбинский и И. В. Лукоянов справедливо задались вопросом о подлинности «Дневника», напомнив о скандальной публикации «Дневника Вырубовой».
Действительно, в год 10-летия революции иллюстрированный исторический альманах «Минувшие дни» начал публиковать «Дневник А. А. Вырубовой», продолжив публикацию и в 1928 г. [66]. Хотя публикацию этого «Дневника» удалось довести до конца, в результате разразился скандал – историка П. Е. Щеголева и писателя А. Н. Толстого уличили в подделке текста [67]. Фальсификаторы, впрочем, лично никак не пострадали, продолжив свою творческую деятельность. Но прецедент был создан: широкая публика узнала, что на протяжении нескольких месяцев она знакомилась с «художественным» произведением, выдаваемым за дневник ближайшей подруги императрицы Александры Федоровны. Показательно, что во время публикации «Дневника» рос и тираж альманаха: с 50 тысяч почти до 100 тысяч экземпляров!
На сегодня среди исследователей существует мнение, что и «Дневник Распутина» составили П. Е. Щеголев и А. Н. Толстой. Об этом, например, пишет Э. С. Радзинский – известный российский драматург и историк, среди книг которого есть и работа о сибирском страннике. Вспоминая о «Дневнике Вырубовой», Э. С. Радзинский подчеркивает, что огромный успех этого дневника, видимо, подсказал авторам идею новой работы – «“Дневник Распутина” должен был стать продолжением “Дневника Вырубовой”. Однако благодаря общительному (и часто пьяному) “красному графу” [то есть А. Н. Толстому, – С. Ф. история фальшивки перестала быть тайной, так что об издании “продолжения” нечего было и думать. И, возможно, тогда ценивший литературные мистификации Щеголев и отдал “Дневник Распутина” в архив – пусть полежит до лучших времен… И подделка осталась пылиться в архиве» [68].
Однако при внимательном чтении этих двух «Дневников» замечаешь, что стилистика их авторов – различается. Одни и те же люди (либо один и тот же человек) не мог (не могли) быть авторами и «Дневника Вырубовой», и «Дневника Распутина». К тому же в бумагах А. Н. Толстого и в материалах П. Е. Щеголева не сохранилось никаких упоминаний (даже косвенных) о том, что они работали над «Дневником Распутина». Даже «красный граф», на общительность которого обращает внимание читателей Э. С. Радзинский, почему-то ничего не сказал о своем участии в подготовке нового «сенсационного источника». Не будем также забывать и того обстоятельства, что «Дневник Распутина» попал в государственный архив в первой половине 1920-х гг., то есть задолго до того, как была осуществлена работа по подготовке «Дневника Вырубовой» и задолго до подготовки празднования 10-летия революции 1917 г.
