Большинство членов семьи Бакарди, владевших акциями компании, не вмешивались в ее повседневную деятельность, но это не означало, будто их мнением можно пренебрегать, а от их опасений отмахиваться. Среди самых влиятельных акционеров были восемь дочерей Эмилио и Факундо Бакарди Моро, каждая из которых унаследовала солидный пакет акций.[12].
Ни одна из них не играла существенной роли в компании, однако они были куда более самостоятельными, нежели большинство кубинских женщин того времени, и пристально следили за развитием семейного предприятия. Они с детства привыкли, чтобы дела в компании велись неформально, поэтому не стеснялись обращаться к руководству или работникам фабрики с просьбами о личных услугах или помощи. Некоторые их мужья были влиятельными закулисными персонами в «Бакарди».
Самым колоритным членом семьи был, несомненно, Эмилито Бакарди, первенец Эмилио и преемник революционной славы отца — он был заслуженным ветераном войны за независимость. В начале 1930 годов он поселился в Париже как представитель фамильной компании, однако без особых обязанностей. Четыре года, которые он провел в сражениях плечом к плечу с Антонио Масео и другими героями борьбы за независимость, стали кульминацией его биографии, и он постоянно рассказывал всевозможные военные истории. Вернувшись из Парижа, Эмилито осел в Гаване, где взял на себя задачу следить, чтобы фамильный ром соответствовал его собственным требованиям и требованиям его друзей. Когда однажды, в декабре 1943 года, результаты исследований его не удовлетворили, он тут же поставил об этом в известность своего племянника Даниэля в письме, отпечатанном на фирменном бланке «Бакарди».
«Дорогой Даниэлито! — гласит письмо. — Я вынужден со всей искренностью предупредить тебя, что потребители añejo [выдержанный ромовый продукт фирмы «Бакарди»] начинают сетовать на его плохое качество, а судя по тому, что пробовал я сам, приходится признать, что сетования эти небезосновательны». Эмилито сказал, что его огорчило качество añejo, который ему как-то раз подали в его любимом клубе, после чего он немедленно приобрел бутылку прямо в конторе корпорации в Гаване. «Я откупорил ее сам, — писал он Даниэлю, — и обнаружил, что вкус и аромат никуда не годится!»
Даниэлю Бакарди в то время только-только перевалило за тридцать, и он в ответном письме возразил своему шестидесятишестилетнему знаменитому дядюшке крайне деликатно и мягко. Даниэль писал, что жалобы, которые слышал Эмилито, отчасти были, несомненно, вызваны «нападками на наш продукт со стороны конкурентов». Он отметил, что критика рома añejo началась именно в тот момент, когда «здесь, в Сантьяго, была развернута новая кампания против нашей марки «Carta Blanca», и она очень напоминает то, что ты описываешь». Он предположил, что кампанию поддерживают «подрывные элементы», и заверил дядюшку, что в рецептуре выдержанного рома ничего не менялось уже долгие годы. «Единственное объяснение, которое я могу себе представить, — заключил Даниэль, — то, что из-за плохого рома, который тебе подали в клубе, и всей развернутой против нас пропаганды у тебя, вероятно, возникло предубеждение против нашего рома, из-за которого тебе ненадолго изменил вкус».
* * *
Администрация «Бакарди» всегда понимала, что к мнениям членов семьи необходимо прислушиваться. Пепин Бош продолжал эту традицию — он был уверен, что доверительная обстановка в компании, подобной «Бакарди», лишь укрепляет предприятие. Однако Бош также полагал, что фирма таких размеров, как «Ром «Бакарди»», нуждается в грамотном руководстве, иначе ей не удастся расти и выигрывать в конкурентной борьбе. Буш создал атмосферу открытости, поставив собственный стол прямо посреди административной зоны в конторе компании — так что между ним и его коллегами не было ни стен, ни дверей, — и дав понять членам семьи, что будет рад видеть их в любое время. Он заверил Бакарди, что они могут обращаться к персоналу фирмы за помощью в любых делах, даже самых приземленных. Однако в то же самое время он следил за дисциплиной в руководстве компании — добился, чтобы сотрудники конторы вели тщательную отчетность во всех «личных» делах, а в конце года каждый член семьи Бакарди получал подробнейший счет с точным указанием стоимости каждой посылки, суммы каждого аванса в счет дивидендов, цены каждой бутылки añejo, доставленной к ним домой или отправленной в подарок другу семьи — до последнего цента.
Такая политика была типична для стиля управления, которого придерживался Пепин Бош — кнут и пряник одновременно. Бош был необычайно вежлив и гостеприимен, однако источал такую серьезность и целеустремленность, что его «советам» следовали, словно приказам, безо всяких вопросов. Внешность его никак нельзя было назвать импозантной — Бош был довольно маленького роста и почти лыс, с голубыми глазами, которые поблескивали за стеклами очков в проволочной оправе, когда он говорил. Голос у него был тихий, высокий, даже скрипучий, и иногда собеседникам приходилось напрягать слух, чтобы разобрать, что он говорит. Но в нем не было ни следа сомнений и слабости, а дружелюбию недоставало истинной теплоты, поэтому подчиненные никогда не были полностью уверены, что он ими доволен, как бы они ни старались. Гильермо Мармоль, адвокат и помощник Боша, работавший долгие годы в самом тесном сотрудничестве с ним, многие годы спустя после смерти Боша вспоминал, что ни разу в жизни не назвал своего начальника иначе как «Сеньор Бош».
Когда Бош хотел объяснить кому-то свои представления о законах руководства, то дарил экземпляр «Послания Гарсии», эпохального трактата, написанного в 1899 году Элбертом Хаббардом и основанного на случае, который, как полагают, имел место во время испано-американской войны на Кубе. Один молодой лейтенант американской армии по фамилии Роуэн якобы получил распоряжение доставить письмо от президента Мак-Кинли генералу Каликсто Гарсии, главнокомандующему кубинских повстанцев, местонахождение которого было неизвестно. Несмотря на все препятствия, лейтенант Роуэн в точности выполнил приказ, выследил Гарсию в кубинских джунглях и вручил ему письмо. Хаббард утверждал, что в деловом мире очень нужны люди вроде Роуэна, послушные чувству долга солдаты, которые, получив послание Гарсии, спокойно выслушают приказ, не задавая дурацких вопросов, безо всякого жульнического намерения… поступить иначе, нежели доставить его». Эссе Хаббарда четко формулировало принципы идеальной рабочей этики индустриальной эпохи и разошлось в миллионах экземпляров. Пепин Бош закупал его десятками в кожаных переплетах и раздавал работникам — с широкой улыбкой, однако ясно давая понять, что и он не приветствует «дурацких вопросов» и оправданий за невыполненные дела. После такого предупреждения сотрудники «Бакарди» понимали, что стоит хорошенько подумать, прежде чем идти к Бошу с просьбой об одолжении или жалобой.
