В 1893 году Гусевская и Дятьковская фабрики участвуют в Международной всемирной выставке в Чикаго, устроенной в честь 400-летия открытия Колумбом Америки, и завод Ю. С. Нечаева-Мальцева получает бронзовую медаль. Мальцевские изделия завоевывают международное признание. С просьбами прислать образцы для показа обращаются многие европейские музеи – Мюнхенский художественно-промышленный, Австрийский в Габлонце и др. В 1900 году на Всемирной парижской выставке изделия Гусевского хрустального завода добиваются еще более высокого признания, завоевав высшую награду – «Гран-при». В честь этого события по инициативе Нечаева-Мальцева село Гусь (Гусь Мальцевский) стало официально именоваться «местечко Гусь-Хрустальный», приобретя мировую известность.
Фирма Нечаева-Мальцева развертывает широкую сеть магазинов во многих городах России по продаже своих изделий. В Москве фирма имела магазины на Никольской, в Богоявленском переулке, на Ильинке – по продаже оконного стекла, на Мясницкой – по торговле посудой и хрусталем.
Интересно сравнить направленность и характер производства Гусевского и Дятьковского заводов, во многом отражавших вкусы и характер деятельности их владельцев. В производстве Гусевского завода преобладали дорогие сервизы, люстры, имевшие очень хорошую отделку, была заметна тяга к различным «диковинкам». Например, на нем были сделаны часы, все детали которых выдуты и выточены из хрусталя, миниатюрный бокал размером с грецкий орех, на котором выгравирован Георгий Победоносец на коне, персидский кальян для курения из стекла. В ходу были также дорогие изделия из простого и цветного стекла с росписью (цветочный орнамент и золочение), алмазной гранью и гравировкой. Большую известность во всем мире получили художественные изделия из хрусталя и двух-трехслойного стекла. В целом производство в большей степени было ориентировано на богатых покупателей.
Изделия Дятьковского завода были рассчитаны больше на массового покупателя. Это преимущественно прессованная посуда, дешевая и имеющая широкий сбыт в провинции. Столовая посуда выпускалась с народными мотивами в оформлении, яркой расцветкой и пышным цветочным орнаментом. Здесь сохранялась старинная традиция русских стеклоделов при изготовлении архитектурно-художественного стекла, прессованных фасонных плиток и штучных граненых изделий. Большой популярностью среди покупателей пользовался, например, «шутейный» кубок с головой козла. Когда в кубок наливали вино, вид у козла резко менялся: из сердитого он превращался в добродушного и веселого. В Дятькове также делали много уникальных вещей, но предметы роскоши, производимые здесь, не определяли характера производства. В одном из журналов о мальцевском производстве говорилось: «Замечательны фабрики сии потому особенно, что даже вещи, ежедневно употребляемые в домашнем быту, как-то: гладкие и с небогатой шлифовкой графины, стаканы и т. п., так чисто и искусно выделываются, что не уступают аглицким». Мальцевский хрусталь и поныне воспринимается как одно из художественных и технических достижений XIX века, как результат высокого мастерства отечественных стеклоделов.
Кубок «Козел». Дятьковская хрустальная фабрика
Став богатым человеком, миллионером, Ю. С. Нечаев-Мальцев переезжает в Петербург, в мальцевский особняк на Сергеевской, 30, который реконструирует. Внутренней отделкой дома занимался Л. Н. Бенуа, стены и потолок расписывали блистательные живописцы И. К. Айвазовский и Г. И. Семирадский. В галерее появляется удивительный зимний сад с фонтанами, каскадами и гротами. По этому поводу столичный острослов сочинил на нового владельца эпиграмму: «Фонтанами известен и садами, а более – хрустальными делами». Профессор И. В. Цветаев запишет позднее в своем дневнике после посещения дома: «Тут не просто пышная, бьющая в глаза роскошь, но роскошь изящная, гармоничная». У Нечаева-Мальцева лучшая, по отзывам, кухня в Петербурге, приемы и обеды, «на которые постепенно и не без труда и унижений ему удалось привлечь несколько блестящих представителей придворно-великосветской среды».
Не меньшей роскошью отличалась и гусевская резиденция. В господском доме были крытые зеркальные галереи, хрустальные стекла и двери. Паркет пола был точно такой, как в Эрмитаже. Не забывал Нечаев-Мальцев и о других своих владениях. В родовом имении Полибино, на Куликовом поле, поставил водонапорную башню конструкции известного инженера Ивана Шухова, купленную им на Нижегородской ярмарке.
«Тщеславию его не было пределов, – пишет с заметным раздражением его родственник А. А. Игнатьев. – Он взял себе, на роль приемного сына, юношу, князя Демидова Сан-Донато, оставшегося сиротой, и, женив его на дочери министра двора графа Воронцова-Дашкова, достиг своей заветной цели – породнился с высшей аристократией. Не проходило года, чтобы Юша (Ю. С. Нечаев-Мальцев. – М. Г.), – иронизирует Игнатьев, – не получил новых придворных званий». Действительно с 1887 года Ю. С. Нечаев-Мальцев начинает придворную службу, получив звание камергера, в 1891 году он уже гофмейстер двора, но лишь в 1907 году стал обер-гофмейстером.
Такова внешняя канва его жизни, складывавшейся весьма успешно и благополучно. Однако все это никак не объясняет, почему же этот, казалось бы, по описанию А.А. Игнатьева, весьма безликий человек стал одним из виднейших российских меценатов и благотворителей. Чтобы понять истоки меценатской и филантропической деятельности Ю. С. Нечаева-Мальцева, необходимо обратиться к описанию той интеллектуальной атмосферы, в которой он воспитывался, и к личности его отца, под сильным влиянием которого находился, рано оставшись без матери.
Отец его, Степан Дмитриевич Нечаев (1792–1860), был сыном предводителя дворянства Даниловского уезда Рязанской губернии. По окончании Московского университета он некоторое время работал директором училищ Тульской губернии, затем чиновником по особым поручениям при московском генерал-губернаторе. В молодости С. Д. Нечаев принадлежал к одному из декабристских обществ («Союзу благоденствия»), но счастливо избежал ссылки и наказания. К университетскому периоду относится начало его увлечения литературой. Он состоял членом Общества любителей российской словесности, был знаком со многими поэтами и литераторами пушкинской поры: П. А. Вяземским, Д. В. Давыдовым, В. К. Кюхельбекером, А. С. Грибоедовым, литераторами-декабристами К. Ф. Рылеевым, Н. Ф. Глинкой, А. А. Бестужевым. Среди его знакомых были А. С. Пушкин и А. Мицкевич. С. Д. Нечаев и сам сочинял стихи. Из литературных опытов той поры известность получили его «Застольная песня греков» и «Путевые записки о юго-восточной России». В 1828 году он поступил на службу в Синод, где сделал быструю карьеру. С 1833 по 1836 год он являлся обер-прокурором Святейшего Синода. Однако тяга к науке и литературе взяла верх, и в 1836 году С. Д. Нечаев уходит из Синода, получив звание сенатора и дослужившись до чина действительного тайного советника.
Он переехал в Москву и поселился в доме своих родных по линии жены, Мальцевых, на Девичьем Поле. С юности С. Д. Нечаев увлекался археологией, русской стариной. Куликовская битва – событие, которое особенно волновало Нечаева. Его изучению он отдал много времени и сил. Имения Нечаевых (в 1827 году в них насчитывалось 735 душ крепостных) располагались между реками Непрядвою, Доном и Мечею, там, где произошла битва. Крестьяне принадлежавшего Нечаевым села Сторожева, находившегося недалеко от Куликова поля, распахивая поля, нередко находили старинные предметы. С. Д. Нечаев сам начинает производить археологические раскопки, положив начало систематизации и научному описанию обнаруженных древних реликвий: бердышей, наконечников, стрел, крестиков и т. п. Его научные изыскания с энтузиазмом поддержал известный историк М. П. Погодин. В 1838–1839 годах С. Д. Нечаев становится вице-президентом Общества истории и древностей российских.
Куликовской битве старший Нечаев посвятил многие статьи: «Историческое обозрение Куликова поля», «Некоторые замечания о месте Мамаева побоища», «Описание вещей, найденных на Куликовом поле» и др. По его инициативе 8 сентября 1850 года был торжественно открыт памятник на Куликовом поле, на Красном холме, сооруженный по проекту архитектора А. П. Брюллова. Перед смертью, уже больной, Нечаев занимался сбором средств на построение каменного храма «над прахом воинов, убиенных на Куликовом поле».
Вся эта литературная и научная деятельность отца, проникнутая духом высокого служения отечеству и заботой о сохранении в памяти народной деяний исторического прошлого, не могла пройти бесследно для юного Нечаева-Мальцева, длительное время жившего рядом с отцом, участвовавшего в его изысканиях, впитывавшего высокую атмосферу его культурных интересов. Этот культ русской старины, увлечение культурой русского православия, восходившей к византийской и эллинской культуре, во многом воспитали художественные, эстетические вкусы Нечаева-Мальцева, повлияли на направление его меценатской деятельности. Университетское образование дополнило его воспитание, сделав, без сомнения, просвещенным, широко мыслящим человеком.
