Ознакомительная версия.
О Петре Федоровиче Малышеве у меня остались прекрасные воспоминания. Он всегда обстоятельно ставил боевые задачи, как того требовал полковой устав, никогда зря не горячился и был человеком очень справедливым, чем вызывал мое искреннее уважение. Жаль было покидать 4-ю ударную армию и ее командующего.
Вспомнил я командиров корпусов, в состав которых входила 311-я стрелковая дивизия — Артюшенко П. А., о котором я уже писал ранее, Арушаняна Б. И., хорошего, грамотного командира. После него командиром корпуса был назначен Серафим Евгеньевич Рождественский, человек красивый во всех отношениях, и внешне, и внутренне. Интеллектуал, с широким кругозором, он никогда не позволял себе грубости в отношении к подчиненным, ко всем относился с уважением. К сожалению, пробыл он у нас недолго, его назначили начальником штаба Закавказского фронта. В 20-х годах мы вместе закончили одно военное училище, только он на год раньше. После войны судьба вновь свела нас в Военно-воздушных войсках, где он был начальником штаба, а я его заместителем. Серафим Евгеньевич пользовался огромным уважением и любовью у тех, с кем работал. Это был человек, которому хотелось подражать во всем.
После Рождественского на командование корпусом пришел генерал Городинский. Вообще, человеком он был неплохим, но ему недоставало волевых качеств, так необходимых каждому командиру.
Последним командиром корпуса до конца войны был генерал Сиязов М. А., прекрасный человек и командир, но о нем позже.
Вспоминал я командиров корпусов, своих непосредственных начальников, в связи с боями, которые приходилось вести в разное время. Взаимоотношения с большинством из них во многом зависели от успешных действий дивизии. Приходили на память тяжелые моменты нашей военной жизни, свои и чужие грехи.
Когда дивизия вынуждена была занять оборону на реке Лкуце перед Саласом и другими населенными пунктами, нам стало известно от перебежчика, что противник производит смену своих частей. Я позвонил генералу Городинскому и попросил разрешения начать немедленную атаку, так как сложившаяся обстановка была очень нам выгодна. Без разрешения командующего армией Городинский не решился взять на себя ответственность. Командующий армией в это время находился далеко от своего КП, на левом фланге армии, и мог вернуться к себе только на следующий день. Я стал уверять командира корпуса, что можно вполне рассчитывать на успех в такой благоприятной ситуации, главное — не упустить момент, тем более что командующий сам предупреждал меня быть все время начеку. Городинский так и не решился дать добро на атаку. Когда же мы самостоятельно начали атаковать противника и продвинулись на десять километров в глубь его обороны, Городинский приехал к нам и, видя, что мы успешно продвигаемся к Яунелгаве, успокоился и уехал к себе на КП корпуса.
После того как была освобождена Яунелгава и части дивизии вышли к Западной Двине, я получил по телефону приказ Городинского немедленно форсировать реку и освободить на том берегу город Скривери. Откуда взялась такая прыть? Мы должны были нарушить границы фронтов, форсировать немедленно широкую водную преграду без переправочных средств! Форсировать реку мы, оказывается, должны были на рыбачьих лодках, которых нигде на протяжении 10–15 км на берегу не было.
Сам бы Городинский, я уверен, на такой шаг не решился бы. Видимо, был приказ сверху, который он, даже не подумав о наших возможностях, передал, как свой. За эту операцию было заплачено многими человеческими жизнями. Мало того, как только мы форсировали Западную Двину и помогли частям 2-го Прибалтийского фронта освободить Скривери, нам было приказано немедленно переправиться обратно и форсированным маршем сосредоточиться в районе Вецмуйже, за несколько десятков километров от места высадки. Очень многое из подручных переправочных средств было унесено рекой после высадки под огнем противника. Для переправы частей дивизии оставался один-единственный паром небольшой емкости. Когда я об этом доложил, начальство было недовольно.
За операцию по форсированию реки ни один человек в дивизии не был награжден или отмечен приказом. Все делали вид, будто ничего не произошло. Уже потом мы настояли на том, чтобы особо отличившиеся были награждены орденами Красного Знамени.
Но, несмотря ни на что, в дивизии гордились тем, что смогли выполнить такую сложную операцию по форсированию Западной Двины. Это вселило в бойцов уверенность в своих силах.
Колеса вагонов продолжали наматывать километры. В дороге думалось о том, до чего руки не доходили в нашей напряженной, походной, военной жизни, о том, что накопилось в душе. Под стук колес можно было «остановиться и оглянуться…».
Проехали разрушенный Минск. Стало ясно, куда нас везут…
Меня уже давно волновал вопрос о санитарном обеспечении боя. Как в первых, так и в последующих боях, особенно в 1942 году, санитарные батальоны и полковые медпункты не справлялись со своими задачами. Малочисленные по своему штатному составу, они не могли выполнять ту огромную, тяжелейшую работу, которую были обязаны делать. Еще хуже обстояло дело с санитарами: они не умели выносить раненых из огня, хотя работали самоотверженно, не считаясь ни с какими трудностями. Санитары были плохо, а зачастую совершенно не подготовлены и физически не сильны. В результате многие из них гибли вместе с теми, кого пытались спасти.
Военный опыт показал, что солдат идет в бой и сражается более уверенно, когда знает, что в случае ранения его не оставят под огнем на поле боя. Это всегда волновало бойцов. Помню, в 1942 году я принимал пополнение из выздоравливающих, и меня часто спрашивали:
— А у вас выносят из боя раненых?
На тактических учениях в мирное время раненых не бывает, поэтому и выносом их с поля боя не занимаются. В плане санитарной подготовки бойцов обучали оказывать первую помощь: делать простейшие перевязки, накладывать шины и т. д. Этим, надо сказать, занимались сугубо формально. Служба санитара считалась немудреной, поэтому туда брали людей, негодных к строю.
В 1943 году санитарной подготовке стали уделять больше внимания. Очень важно научить каждого солдата выносить раненых в любое время года, а офицера — организовать это сложное дело.
Что касается санитаров, то, на мой взгляд, их нужно подбирать из числа лучших солдат, ведь боевые условия предъявляют им повышенные требования. Они должны обладать большой физической выносливостью, ловкостью, смелостью, уметь маскироваться и мастерски продвигаться ползком. Они должны прекрасно знать правила выноса и вывоза раненых и зимой и летом.
Ознакомительная версия.
