День закончился празднично: нас угостили традиционными по этому случаю блинами, а каждый совершивший свой первый прыжок должен был, тоже по традиции, выпить граненый стакан водки. Блины съел с удовольствием, а на водку у меня духу не хватило. Вот тогда-то Юрий Алексеевич и осушил вместо меня традиционный стакан за мой первый прыжок! Как мы с ним и договаривались: 12 апреля 1961 года на Байконуре я первый в мире выпил стакан водки за его старт и полет в космосе, он — в Киржаче за мой первый прыжок с парашютом. Не очень-то равнозначный «обмен», но для меня памятный.
Я уже говорил, что авиация богата традициями. Не нарушая одну из них, почти каждый вечер нашего пребывания в Киржаче Николай Константинович возил нас в городскую баню попариться. В первый вечер в парилке и в раздевалке никто из местных обывателей не обратил на нас внимания. Правда, слышались фразы: «Смотри-ка, вон мужик здорово похож на Гагарина». И в ответ: «Брось ты, что ему в нашей бане делать». Однако когда мы уезжали (летная форма, автобус, черная «Волга» Гагарина), местный народ понял, что в парилке их бани действительно был первый космонавт планеты, но было поздно — мы уехали. В следующий раз, когда мы вновь приехали попариться, в баню проходили уже через плотный коридор из местных жителей, причем из рядов наряду с законным: «Вон идет Гагарин!!» слышалось: «А вон идет Титов!!» Это двойное приветствие продолжалось и в парилке, но когда наиболее ретивые стали подходить с приветствиями к Юрию Алексеевичу и ко мне, все стало на свои места: меня приняли за Германа Титова. Со временем я привык к этому. Но тогда я был страшно горд, что не только на улице, но и в бане меня признают за Титова — знаменитого космонавта, красавца мужчину, любимца женщин! Придет время, и судьба на долгие годы свяжет меня с этим удивительным человеком. Но об этом позже.
В тот зимний заезд каждый из нас сделал по пять прыжков, из которых два — с «автоматом», а три — уже сам дергал кольцо. Энтузиаст Николай Константинович даже пытался заставить нас прыгнуть затяжным прыжком (с задержкой по времени раскрытия парашюта), но из этого ничего не получилось. К сожалению, спустя пару месяцев после поездки в Киржач Николай Константинович погиб при выполнении самого рядового парашютного прыжка на аэродроме «Медвежьи озера». Столкнулись головами заслуженный мастер спорта и его коллега — мастер спорта. Автоматика добросовестно сработала, и на землю опустились уже два бездыханных тела. И такое бывает в авиации.
Вторая серия прыжков была уже осенью 1963 года. Прыгали на аэродроме «Кировский» в Крыму в самое благодатное время — середина сентября. В Крым отправились в старом составе — наша инженерная группа. Прыжками руководил уже новый инструктор, Ванярхо — опытный парашютист, но в отличие от Никитина спокойный, уравновешенный, интеллигентный человек. К этим прыжкам мы готовились заранее еще в Звездном городке — на стендах отрабатывали движения и имитировали развороты, осваивали технологию работы с запасным парашютом. Хотя мы и считали себя уже заправскими парашютистами, тем не менее осторожный Ванярхо начал с «азов» — пару прыжков с «автоматом», потом — с раскрытием запасного парашюта, а уж потом допустил к нормальным прыжкам. Чем примечательна была эта командировка? Месяц в период «бархатного» сезона в Крыму, поднимаешься в воздух — с одной стороны Азовское море, с другой — Черное море, тепло, много солнца, плантации спелого винограда. Благодать! Эта командировка была для меня примечательна еще и тем, что прочувствовал наконец-то вкус к прыжкам. У меня не совсем хорошо, немного сумбурно получался выход из люка самолета, я никак не мог сразу поймать поток и лечь на него, за что инструктор и ставил мне обычно «четыре» за прыжок. Но зато я хорошо владел парашютом, умело им управлял и мог приземлиться в той точке летного поля, которую я выбирал сверху. Как правило, я приземлялся на обе ноги и при этом не валился на бок. Это тоже своего рода шик. Ну и, конечно, самое главное: я с огромным восторгом и наслаждением отдавался свободному полету в воздухе без раскрытия парашюта. Ты летишь вниз, а точнее не летишь, а лежишь на воздушном потоке, в ушах свист, люди на земле кажутся маленькими букашками, а ты, как горный орел, гордо созерцаешь их с высоты своего полета. Вот уж действительно где нужны богатое воображение, фантазия, красивое меткое слово, чтобы описать всю прелесть свободного полета!
Запомнился и мой первый прыжок с задержкой на пять секунд. Технология очень простая: сирена, ты покидаешь самолет и одновременно нажимаешь кнопку секундомера, который закреплен на запасном парашюте. Летишь, следишь за временем — пять секунд прошло — дергаешь кольцо. Все просто! Правда, опытные спортсмены говорят, что от страха не всегда попадаешь на кнопку секундомера, в этом случае предлагается считать: двадцать один, двадцать два… и так до двадцати пяти, после чего открываешь парашют. Тоже все просто. Впитав в себя пункты инструкций и советы бывалых, я пошел на затяжной прыжок. Сирена. Я, ткнув пальцем где-то в районе запаски, вывалился из самолета. Прихожу в себя, смотрю на секундомер — стрелка на нуле. Все ясно. Стал считать: двадцать один, двадцать два… — досчитал до двадцати пяти и вспомнил, что в такой экстремальной ситуации счет идет раза в два быстрее (бывалые говорили), я еще раз, но уже медленнее, просчитал до пяти, еще чуть-чуть помедлил и уже со страхом (как бы не врезаться в землю!) дернул кольцо. Парашют раскрылся, все нормально, лечу и думаю, как буду оправдываться перед Ванярхо за то, что так долго не раскрывал парашют. После прыжков на разборе, когда очередь дошла до меня, инструктор сказал: «Буйновский. Отделился от самолета нормально. Управлял парашютом тоже хорошо. Плохо только одно — парашют раскрыл через две секунды вместо положенных пяти». Вот тебе раз!
Потом пошли прыжки с задержками на 10, 15, 20, 25, 30 секунд. Я уже вошел во вкус, кнопку секундомера больше не терял, быстренько занимал нужное положение (максимально прогнуться, или, как опять же рекомендуют бывалые, пупок как можно ближе к земле) и отдавался прелести свободного полета. Последних два прыжка — высота, где ты покидаешь самолет, 2,5 километра, летишь, не раскрывая парашют, 30 секунд (1,5 километра!).
Я закончил свою парашютную подготовку 30 прыжками. За последние мои прыжки получал уже где-то около девяти рублей за каждый прыжок. Это много, если мерить исконно русской меркой — бутылкой водки. А в те времена она стоила три рубля шестьдесят две копейки. Получил значок парашютиста-перворазника и 2-й спортивный разряд по парашютному спорту. Вот и все. За последние сорок лет я видел парашют только на картинках и еще реже — в кино.
