„Не думаю, что художники такого рода исключены намеренно, — считает Слизи. — Если бы английская культура преодолела некоторое смущение, из-за которого она не принимает андеграундных творцов, к которым мы относим и себя, возникло бы более полное восприятие этого направления, поскольку на самом деле Британия именно такова. Сегодняшняя английская культура в целом скучна, а СМИ брезгливы и не способны совершить вместе с нами последний шаг. Если бы Британия преодолела эти колебания, ее творческий голос оказался бы гораздо сильнее, и истины, что отстаивают эти художники, были бы приняты. Я рассматриваю нас в русле общей английской эзотерической традиции, хотя не думаю, что у англичан есть авторские права на такое направление. Существует множество людей, американцы вроде Берроуза, которых мы воспринимаем как часть того же движения, однако по моему мнению англичане преуспели в этом больше других. Английское общество — культура эксцентричности, культура деревенского дурачка или чокнутого профессора, и англичане, ставящие себя в такое положение на публике, не страдают от унижений и оскорблений, которые достаются эксцентричным, странным людям в США или где-нибудь еще“.
Продолжая дело Блейка, Coil связывают себя с психогеографией лондонской terra incognita — тайными местами, мистическими совпадениями, старыми зданиями, скрытыми от глаз за новостройками. Такие композиции, как „Dark River“ с Love's Secret Domain и „Lost Rivers Of London“, название которой взято из одноименной книги Николаса Бартона, где прослеживаются судьбы Флит, Тайберн, Стэмфорд-брук и Уолбрук, скрытых под тротуарами столицы, пытаются начертить карту тайного города. „Если Лондон еще обладает магией, мы найдем ее там, — утверждает Бэланс. — Она действительно существует. Это одна из немногих причин, по которой я могу терпеть Лондон. Он долго был священным местом. И потому я так люблю Спэра — Спэр лондонский художник. Однажды он заявил, что является реинкарнацией Уильяма Блейка; вероятно, он шутил, но все же вполне определенно видел себя в русле той же мистической традиции, и в ней я вижу нас. По крайней мере, нас с Тибетом — мы читаем об этих вещах и исследуем их“.
Слизи увлеченно продолжает: „Если в культуре существует сильная восстанавливающая музыка, эта культура всегда будет обладать традицией мистицизма и появления в ней мистических личностей. Должен сказать, что для меня нет разницы между химически измененными состояниями сознания и магией. Особенно это касается психоделиков. Вы открываетесь тому, что существует объективно. Конечно, любой опыт субъективен, другого нет, но места, куда ты попадаешь, реальны для тебя точно так же, как, например, Кройдон“. Бэланс подхватывает: „Эти пространства очень ясно обрисованы некоторыми людьми, в том числе Джоном Ди. Кто-то может посещать их, например, амазонские шаманы или Терренс Маккенна. Некоторые направляются в те же места, используя собственные „карты“, и получают аналогичный опыт. Это вроде географических местностей. Вы туда идете и смотрите, что там есть“.
Love's Secret Domain выделяется из других работ Coil как одна из наиболее ярких картин другой стороны. С помощью со-продюсера и звукорежиссера Дэнни Хайда Coil взяли новую танцевальную музыку и неуловимо перестроили ее ДНК. Слизи шутя называет его „альбомом для вечеринки“, и там действительно есть пара неуместно прямолинейных техно-композиций вроде „The Snow“ и „Windowpane“, после которых можно лишь в недоумении почесать голову. Бэлансу, однако, альбом нравится. „Некоторые его не любят, потому что там есть так называемые танцевальные элементы, — улыбается он. — Но мы не воспринимали его как диско, не пытались создавать хаус или танцевальную музыку — никогда. Мы слушали много танцевальной музыки, но никогда бы не допустили ее на пластинки. Это, так сказать, было герметически запечатано. В конце концов она все же коснулась Love's Secret Domain, но мы не старались сделать именно танцевальную музыку“.
„Вся эта ритмика просто идиотизм, полный идиотизм, — продолжает он. — Мы намеревались создать психоактивную музыку, музыку сродни наркотику. Об этом говорит название и все остальное. Разве здесь нужны еще какие-то объяснения?“ То, как Coil использовали ритм, выделяет их из основного танцевального течения, поскольку в их композициях ритм не является ведущим; он — лишь встроенные текстуры, хаотически уводящие вглубь. Love's Secret Domain пронизан удушающей клаустрофобией. Иногда в музыке чувствуется столько размытого движения, что она больше напоминает звуковую интуитивную живопись. Над альбомом работали Энни Энкзайети, Роуз Макдауэлл и Марк Алмонд, а также бывший ударник This Heat Чарльз Хейворд, исполнявший партию в „Love's Secret Domain“, где Бэланс разрывает занавес и обнажает черное сердце Англии: „О роза, ты чахнешь“. Композиция проклинает гниение британской культуры, славя непримиримость и блейковский призыв к оружию.
Роуз Макдауэлл с трудом вспоминает процесс записи. „За мою работу мне платили Е, — смеется она. — Все были не в себе, все окосели от наркоты. Когда вы рядом с Бэлансом, он много чего видит; к тому же, Бэланс — мой двойник, мужское воплощение Роуз, так что обычно я видела то же, что и он, и понимала, в каком он настроении“. Главным украшением альбома является вокал Алмонда в „Titan Arch“. Его пение на фоне зловещей гитары и глухих электронных басов, окружающих вокал, словно неуловимая аура, кажется порочным и проклятым. Поток сознания Энни Энкзайети в „Things Happen“ звучит как выступление пуэрториканского эстрадного комика, а разорванная композиционная логика Слизи достигает новых высот в неописуемо печальной „Chaostrophy“ и ритмических рисунках, выстроенных на основе звуков быстрого набора телефонного номера. Он сочетает фрагменты радиопередач с оркестровыми формами, великолепными аранжировками гобоя и струнных Билли Макги. Ода изобретениям Теслы, „Chaostrophy“ овеществляет телеграфные формы, зигзагами пронзающие небо столицы, и намекает на спираль, изобретенную Теслой для передачи электричества по воздуху.
Инструментальная композиция „Dark River“ была последним записанным треком и в некотором смысле осталась незавершенной. „Когда Слизи сделал первый вариант „Dark River“, эта вещь воодушевила меня работать над альбомом, — признается Трауэр. — Я считал ее совершенно фантастической, полностью противоположной „The Snow“, которую возненавидел с первого дня. Эта долгая, сказочная композиция — одна из моих любимых, но прошло почти десять лет, прежде чем я смог послушать ее вновь, помня о том, через какой ад мы прошли, когда над ней работали. Она настолько тонкая и четко выверенная, что мельчайшая ошибка, перекос в одну или в другую сторону, могли ее погубить. Микширование напоминало операцию на внутренностях кальмара. В течение всего дня случались технические ошибки, на пульте отказала автоматика, и все пришлось сводить вручную. Слизи, Бэланс, Дэнни и я сидели за микшерским пультом, стараясь идеально отшлифовать каждый нюанс, но за секунды до успешного завершения какой-то тайный гремлин в электрических недрах запустил искру. К тому времени мы не спали три дня и прилагали титанические усилия, чтобы закончить композицию. Это гипнотическая, потусторонняя вещь, но в тех условиях нашей главной ассоциацией с ней была только река Стикс! Мы сидели в дорогой студии, и в тот день альбом должен был быть закончен; наши мозги плавились, организм не выдерживал такого напряжения, и мы то и дело засыпали. Без мощной концентрации на работе мое сознание превратилось бы в кашу на ковре, так что нужно было вцепиться в пульт и снова отправиться в путешествие по „Dark River“ — и еще, и еще, и еще…“
